Рудольф прижал подбородок к её макушке, подойдя сзади, — Не убежишь. Я тебя поймал.

— Разве я не сама сюда пришла?

— Если пришла, то назови причину прихода.

— Я хочу кофе. Я не пробовала. Что это?

— Я редко его пью. Кофе у нас роскошь. Плантация в горах маленькая, и доктор устроил её только для себя. Дарит зёрна только своим любимчикам, а я к ним не отношусь. Я привык к местным напиткам. Только у меня всё равно есть кофе. Мне дал один мой коллега. Утром я принесу тебе в постель эту горькую роскошь в маленькой чашечке размером на пару глотков.

— Ты уже вообразил, что я останусь тут до утра? И не лягу я в твою постель. — На затылке глаз у неё не имелось, и лица его она не увидела, как и его выражения, но ощутила, что опять стоит одна. Стало холодно и неуютно, и Нэя вошла в теплый освещённый куб, где он включил кондиционирование.

— Могу проводить, а то поздно, — он лёг на свою постель и выглядел устало- безразличным без всякого притворства уже. — И вообще, мне пора на объект. Чего я тут торчу как влюблённый птич в стылом гнезде? Пожалуй, я устрою спальню там, где ей и положено быть. Внизу. Мне перестало тут нравиться и самому, и глупая эта башня уже давно меня раздражает.

Он встал и вышел. Спустился вниз по винтовой лестнице. Она услышала, как там, в нижнем ярусе, с шелестом раскрылась входная дверь и как потом захлопнулась. Он покинул своё жильё! Она поняла, что сказала что-то не то. Ждать незачем, и она тоже вышла следом из его жилого отсека в коридор, а потом спустилась вниз на лифте в тот холл, где струились и мерцали в полумраке туманные города Нэиля. Общий вход в жилое здание, он же и выход на улицу, каким пользовались те, кто тут и обитали, был ей неизвестен. Рудольф провёл её сюда, используя сугубо засекреченный уровень, известный лишь землянам. Она не знала, что делать теперь. Ведь выход был возможен только по специальному коду, какого у неё быть не могло. Она начисто забыла о пластинке-пропуске, которую он же ей и дал вчера. Вокруг никого. В растерянности, в холоде, в платье без рукавов, не согревающем, она обхватила себя руками.

— То припёк, то холодно, это и есть Рудольф, — пробормотала она, и тут же её подняли вверх его сильные руки.

— Куда собралась? Выход только утром. И только с моего разрешения. Придётся тебе спать у меня. Я же уйду в подземный город. У меня там отличный жилой отсек — мой настоящий дом.

— Не уходи, — Нэя обхватила его шею руками, — мне без тебя тут страшно!

— Ладно. Останусь. Позволю тебе ругать меня, сколько тебе захочется. Я же обещал быть покорным и кротким, — тая свою радость, хотя она и выплёскивалась через глаза, он не сказал больше ни слова, пока они не вернулись в хрустальную спальню.

— Здесь настолько красиво, — первой заговорила Нэя, — Не бросай этот чудесный дом. Вот когда я вернулась однажды в свой прежний дом, где жила в юности, он показался мне таким… наполненным невообразимым смешением застойных запахов и пыли, как старая ветошь, которую невозможно уже отполоскать. «Как я могла тут жить»? — спросила я себя. А после того, что я увидела в лесном городе, вернуться туда всё равно, что прыгнуть в могилу, в отжившее навсегда.

— Намёк на то, что всё в прошлом? — он вслушивался в её бормотание и плохо понимал, о чём она.

— Ты не прошлое и не будущее. Ты это всегда. Но я отчего-то стыну. Я…

— Да, да. Ломайся. Я зачту этот ритуал недосягаемости только тебе в плюс. Конечно, ты имеешь право на собственные игры, если уж я вынудил тебя принимать участие в моих, навязанных тебе играх.

— Я не играю. Я… — Нэя прижала ледяные ладони к горячим и почти воспалённым щекам. — Раньше ты был всё же не таким…

— Ваш мир не мог меня ни изменить. Ты ведь простила? Ты же пришла опять не для того, чтобы капризничать? Ты ведь хочешь любить? Даже там, в лесу во время нашего примирения, ты хотела… Нет?

— Ты же обещал мне свою дружбу даже в том случае, если я не захочу близких отношений. Тех, что возникли у нас в кристалле… Разве это я их прекратила? А если я не смогу стать той, прежней… не потому, что не хочу. Вдруг не получится? Мне страшно начинать… Будешь опять копить свою ненависть? Прогонишь за стены?

— Была только одна девушка, которая полюбила меня так сильно и нежно, что мне почти не пришлось её уламывать и умолять… Но это было так давно. Почти десять лет назад. С тех пор меня никто не хочет любить и принимать таким, каков я и есть.

Нэя подошла к нему и обняла его, как обнимала в прихожей у Гелии, повисла на нём и стала такой же, как и была в свои семнадцать…

Когда она проснулась, хрустальная пирамида оказалась целой и не разбилась на осколки, как в том страшном сне, и сама она не оказалась, как тогда, в одиночестве, а он так и остался рядом. Его рука лежала на ней, и была эта рука совсем не чужой и тяжёлой, как в подземелье, а той ласкающей и прежней как в её кристалле. И даже лучше, такой, как в их первый раз в доме Гелии. Доброй и родной.

— Ты вернулся ко мне?

— А ты ко мне?

— Это не тот блаженный сон, после которого я провалилась в подземелье?

— Нет. Это реальность. А подземелье, оно и было твоим кошмарным сном, и моим тоже. И мы его забудем.

Вокруг властвовала над миром глубокая уже ночь. Сколько же она проспала? Она с любопытством смотрела в сторону своей «Мечты», освещённой фонарями, которые в свою очередь заряжались от светила Ихэ-Олы. Они освещали Главную Аллею, по которой проходила главная дорога городка. И эта дорога, и Аллея уходили в бесконечную темноту, пропадали там. Нэя восхитилась необычностью открывшейся панорамы. Будто она, Нэя, находится где-то в воздушном пространстве над спящим городком, а кто-то, кого она сейчас не видела, словно дух эфира гладит её обнаженную кожу и хочет её любви. Той любви, которую они так и не смогли дать друг другу в прошлом. Но теперь она будет продолжена, хотя и будет всё иначе. Лучше. Потому что они научились