…Азира со своим спутником, неким человеком из высших военных структур Паралеи, одно время очень часто посещала цветочные плантации Архипелага, точнее дом Тон-Ата, и терзала Нэю своими откровениями, понимая подлым бабьим чутьём, чего той не хватало в её изысканной, благополучной, но стерильной и пустой жизни.

Переливаясь глазами кошки, Азира шептала ей, когда они уходили от мужчин, погружённых в разговоры и смакование обеда, в женскую часть дома, где жила Нэя с бабушкой, о том, какую наполненную удовольствиями, обожанием необыкновенных мужчин, их любовью, жизнь она ведёт. После отбытия Азиры почему-то всё вокруг обесцвечивалось, наваливалась тоска и головная боль. Нэя завидовала не Азире, а той жизни, которой у неё не было. Она тоже хотела обожания и любви…

Но здесь, в пирамиде, её встретила гулкая пустота. В чистых углах не метались тени, а в тишине не шуршал шёпот минувшего. Всё это клубилось и роилось в самой Нэе. До сих пор. И зависть, и ревность, и прошлая боль. Она провела по стене ладонью. Ни следа, ни звука, только твёрдое и холодное ощущение препятствия. Так было в первый её приход. Рудольф даже не сделал и попытки к поспешному сближению. Дал ей время осмотреться и привыкнуть.

Хрустальное нутро, куда она стремилась столько лет, резко разочаровало. Её внезапно накрыла волна отчуждения, зажатость, страх провала в пустоту вместо желаемого взлёта… Поэтому ограничились лишь разговорами, как добрые старые приятели.

Войдя в пирамиду во второй вечер, она опять словно наткнулась на ту, кто сшибла бесплотную тень чудесной Гелии, и повторно окутала вязкой волной потревоженного и ушедшего времени. Как же крепко она засела в ней! И насколько же это было в характере Азиры, назойливом, злом, мешающем всегда.

Азира — неустранимая заноза памяти

Пахучие следы мерзавки в хрустальном чертоге

Каким образом она прибывала на тот самый остров Архипелага, где и жила Нэя? Но в той прекрасно оформленной и удобной жизни было столько загадок, что они воспринимались как некая обыденность, о которой принято не задумываться и не задавать детских вопросов, ответы на которые, вроде бы, всем вокруг известны. Мало ли что нас окружает, чем мы пользуемся, не соображая, как и почему оно работает. Так и тут. Кто-то включал очередной день, как некий голографический экран, на котором иногда возникала, возможно, тоже голографическая Азира. Для Нэи она была подобна фильму ужасов, который вас заставляют просматривать раз за разом, через «не хочу», через принуждение. Тон-Ат отмахивался от нытья Нэи, говоря, — Уходи к себе, иди гулять, купаться. Можешь и к океаническому побережью прогуляться, да куда угодно! Не общайся.

Как было возможно не общаться, если это общение навязывалось? Этот летучий и пугающий призрак из детства, выросший в причудливо-красивое создание женского облика, зацепился за одного человека, для непонятных целей нужного Тон-Ату. Военный и аристократ, он притаскивал за собою эту увы! Не призрачную нечисть. Нэя сразу поняла, что она тревожит Азиру. Причина крылась не в зависти к той роскоши, в коей обитала Нэя. Причина заключалась в том, о чём и не ведала Нэя, живя в отдалении от континентальной Паралеи. Усиленно делая вид, что Азиру не помнит, не знала никогда, Нэя изображала из себя утончённо-изысканную хозяйку дома, обязанную проявлять лицедейскую приветливость к гостям, не нужным ей, но для чего-то нужных её повелителю.

Азира вначале приняла игру, а потом умело смяла все навязанные правила и впёрлась в пространство души своей бывшей знакомой, жены сурово-властного хозяина. Начала с того, что напросилась на уединение вместе с хозяйкой, чтобы быть подальше от утомительных разговоров прибывших гостей. Ей выделили комнату для отдыха, но она пришла к Нэе, поскольку комнаты в огромном доме-башне не имели внутренних замков. Разговоры протекали сухие, как песок, ни о чём, пустые и пока что без душевного утомления. Однако, эмоциональная связь между ними установилась. Нэя была слишком одинока, чтобы не клюнуть на эту приманку. Начала танцовщица с того, что принялась возносить искусство танца, свой труд, без чего любой природный дар — пустяк. А пришла к тому, как все жаждут ею обладать, но выбор всегда за ней. Те времена, когда её никто и ни о чём не спрашивал, остались позади. Она взошла. Она звезда!

«Закопчённая пороком», — добавила про себя Нэя.

— Да, — вдруг согласилась с нею Азира, проявив уж никак неожидаемые способности к проницательности. — Сфера, где я сияю, весьма специфического профиля. И я имею, как и положено звезде, свою тайную жизнь, не открытую зрению случайного наблюдателя.

— Будто и много у тебя наблюдателей, — неприязненно отметила Нэя, — кому и надо за тобою наблюдать.

— А вот не скажи! — запальчиво выкрикнула Азира. — Восторженных зрителей у меня столько, что твоей Гелии не снилось!

— Разве Гелия моя? — ответила Нэя, продолжая взирать на гостью свысока, не очень понимая, чем именно Гелия успела Азиру настолько и затронуть. Азира же, казалось, выпускала незримые когти, когда произносила имя: Гелия. Профессиональная зависть?

— Разве не была она твоей подругой? — Азира нарядилась в платье, на подоле которого имелись разрезы ради усиления соблазна тем, кто и желал наблюдать её стройные ноги. В отличие от мужчин, Нэя такого желания не имела, но Азира, забрасывая ногу на ногу, показывала их просто по устоявшейся уже привычке всегда держать себя в боевой стойке.

— Всё то, что было, я забыла. И тебя я плохо помню, — холодно повторила Нэя, изысканная хозяйка потрясающего дома.

— Будто? Вернулась в своё аристократическое великолепие и зазналась? Но вот что я тебе скажу. Я ведь не сразу тебя и узнала. Что с тобой произошло? Ты же буквально высохла вся! Бледная, наполовину седая. Щёки ввалились, даже лощины на них заметны, когда ты засмеялась. Одна грудь твоя и осталась, да ещё и подросла, кажется. Или ты платья такие в обтяжку стала носить? Талия у тебя и правда выглядит бесподобной. Но кому тут на тебя и любоваться, если уж начистоту.

Нэя надменно промолчала.

— Не обижайся, я же к тебе как к родной отношусь. Как увидела, аж сердце заколотилось от радости! Будто мы опять оказались в прошлом, в нашем квартале «Крутой Берег». Отлично мы там проводили время… Меня, знаешь, распирает потребность быть откровенной. В нашем мире искусства, усыпанном блёстками и ослепительно улыбчивом, всё фальшиво. Блёстки — подделка под роскошь, улыбки лишь напоказ, а отношения друг к другу — сплошная грызня, зависть лютая и беспощадное злословие, ты же понимаешь, — Азира удивила Нэю развитой речью,