Трекка раздраженно стукнул кулаком по баранке.

— Видать, что-то случилось! Авария. Иначе откуда пробка?

Кристиано краем глаза посмотрел на социального работника. Он никогда еще не видел его таким нервным.

Он прикрыл глаза и прислонился головой к стеклу.

"Интересно, почему он все еще не отправил меня к судье?"

Кристиано слишком устал, чтобы думать. Он бы охотно проспал еще двенадцать часов. А от мысли о том, чтобы вернуться к отцу и увидеть его на койке, ему становилось и вовсе скверно.

Мысль о том, что солнце всходит и заходит, что люди стоят в пробке, что могут сбросить атомную бомбу, что Иисус может вернуться на землю, что санитары, вероятно, издеваются над отцом, а он лежит там как истукан и не шелохнется, вызывала у него тошноту и такую злость, что по рукам начинали бежать мурашки.

"Если я узнаю, что кто-то над ним смеется, я убью его, клянусь Богом, убью"

"Спать надо вполглаза, Кристиано. Пока будешь дрыхнуть, тебе как раз и вмажут", — сказал ему отец той ночью, когда послал его разделаться с собакой Кастардина. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

Нет, не сможет он пойти к отцу.

Кристиано хотел вернуться домой и снова заняться поисками кольца, проклятого кольца с черепом. Сбросив труп в реку, Кристиано вернулся домой и, пока Трекка спал, принялся его искать.

Он перевернул вверх дном гараж, прибрался в фургоне — ничего.

Кольца не было.

Он обшарил карманы отцовской куртки и штанов.

Нету.

Наверное, оно осталось в лесу!

Отпечатки пальцев отца на этом проклятом кольце были единственной уликой, которая могла связать его со смертью Фабианы.

— Слушай, а если свернуть на виа Борромео? Может... — спросил его Трекка.

Кристиано притворился спящим. Пока они стоят в пробке, они не движутся к больнице.

"Трекка идет, скорее доставай "Монополию"

Перед закрытыми глазами всплыла картинка, как они с отцом наспех раскладывают карточки и деньги на игровом поле, пока Трекка паркует машину, и губы тронула еле заметная улыбка.

Чего Кристиано никак не мог понять, так это почему Трекка разбивается ради него в лепешку.

"Я бы ради него ничего не стал делать".

Трекка приехал за ним в больницу, отвез домой, заработал больную спину, потому что проспал ночь на диване, а теперь вот вез обратно к отцу.

"Никто ничего ни для кого за просто так не делает. За этим всегда что-то стоит, Кристиано", — учил его Рино.

И все же у него было ощущение, что Беппе Трекка не получит сверхурочных в конце месяца за то, что возился с ним.

"Может, он ко мне хорошо относится".

В любом случае через несколько дней, если отец не придет в себя, судья упечет его в интернат или сдаст под опеку какому-нибудь козлу.

Кристиано должен был как можно скорее отыскать Данило. Тот мог бы его усыновить, по крайней мере, пока папа не выйдет из комы.

"Если я, конечно, его найду".

А если ему не разрешат остаться с Данило, он сбежит.

217.

Беппе Трекке позарез требовалось глотнуть кофе.

— С чего бы эта пробка? Не понимаю, — произнес он, не ожидая ответа от Кристиано.

Где-то через километр был бар, но с такими скоростями... Он даже представить не мог, за сколько они до него доберутся.

Социальный работник раздраженно стукнул кулаком по баранке.

— Видать, что-то случилось! Авария. Иначе откуда пробка?

Помимо кофе ему не помешал бы хороший массаж. Пружины продавленного дивана вконец разбили ему спину.

Что за адская ночка. Слишком холодно, слишком. И плюс к этому доносящийся с шоссе гул грузовиков. Когда ты закрывал глаза, было ощущение, что лежишь прямо на аварийной площадке автострады.

Краешком глаза он взглянул на Кристиано.

Тот как будто спал, спрятав лицо в капюшоне.

Идеальный момент для того, чтобы обо всем ему рассказать.

"Послушай, Кристиано, я должен тебе кое-что сказать. Данило погиб в аварии" "Ладно, я потом ему скажу"

Сегодня надо было еще позвонить судье по делам несовершеннолетних. Может, удастся его уговорить повременить чуток. Пару дней.

За это время Ида забудет его.

Но сколько ему понадобится времени, чтобы забыть о ней?

Он не видел и не слышал ее всего один день, но Беппе этот день казался годом. Раньше они постоянно виделись. Раз в неделю ездили за покупками в "Четыре башни" И Ида не давала ему покупать всякую замороженную дрянь. Потом они забирали детей из бассейна. И если им случалось пару дней не видеться, созванивались по телефону. Ида была его лучшей подругой.

"Спутницей моей жизни".

Его преследовали навязчивые воспоминания о том, как они в кемпере занимались любовью. О волнующем запахе ее кожи. О ее гладких волосах. О том, когда она задрожала у него в объятиях. Лучше в его жизни ничего не было. Впервые он повел себя как мужчина. Проявил решительность и готовность взять на себя ответственность за свои поступки.

В то мгновение он внезапно понял, что такое жить.

Однако теперь, в отчаянии, он вычеркнул бы ту ночь из своей жизни и вернулся во времена, когда они были просто друзьями. Времена, когда он врал самому себе.

Он огляделся по сторонам.

Направо был "Труффарелли", крупный магазин сантехники.

Они ходили туда с Идой выбирать плитку для ванной, когда Марио купил домик в горах.

Все в этих проклятых местах напоминало ему о ней.

"Хватит!"

Он должен уехать. Далеко. В Буркина-Фасо, копать артезианские колодцы. Другого выхода не было. Как только он пристроит Кристиано, сразу уволится и снимется с места.

218.

До аптеки он добрался легко.

Никто не удостоил его и взглядом. А если кто и удостоил, Человек-падаль этого не заметил, потому что шел опустив глаза.

Он стоял перед старинной аптекой "Молинари", с мигающим над входом неоновым крестом, с обмотанным бинтами коричневым манекеном и рекламой антицеллюлитных кремов в витрине.

Оставалось войти, попросить аспирин, заплатить и ретироваться.

Человек-падаль чесал щеку, кривил рот и стучал себя по бедру.

Он не решался входить. Этот аптекарь был псих, совершенно не в себе. Решил про него неизвестно почему, что он заядлый болельщик "Ювентуса".

А Человек-падаль терпеть не мог психов и странных типов — словом, всяких ненормальных. К тому же от футбола его воротило.