— Как «сел»? За что?

— За взлом компьютерной сети банка. Статья предусматривает наказание до пяти лет.

— Стасик — и компьютерная сеть? Невероятно! — Я была поражена.

Чего только не бывает на свете! Стасик совсем не тянул на технически подкованного гиганта мысли. Ну что ж, значит, не судьба нам еще свидеться.

— Знаете, — сказала я, — а я была уверена, что все убийства дело рук женщины! Но подозревала жену хозяина. Думала, ревнует… А все оказалось гораздо проще… Или гораздо сложнее? Значит, Шнурок тоже жил здесь, в Славгороде?

— Нет, до ареста вместе с матерью он жил в столице. Незадолго до того, как его поймали, мать затеяла продажу квартиры и перебралась сюда, чтобы избежать морального прессинга на работе и осуждения соседей. Устроилась работать, жила тихо-мирно, по выходным ездила на свидания к сыну в Тульскую область, никто про нее так ничего толком и не знал. Она не афишировала свою личную жизнь.

— И все же я так и не поняла, зачем она делала это… — задумчиво сказала я. — Этот вопрос еще долго не даст мне покоя. Ну зачем? А?

И правда, зачем?

Иван доживал в четвертом отделении свои последние дни. Он уже знал, что заключение комиссии положительное и на столе завотделением лежит готовое направление для судьи, в котором ему рекомендовано амбулаторное лечение по месту жительства.

— Сообщил твоей матери телеграммой, — сказал Трахиров, снисходительно похлопав больного по плечу. — Жди, завтра приедет! Собирай вещички.

Глаза Ивана обрадованно блеснули, но он постарался подавить свою радость — ведь ему нужно выглядеть тупым и забитым, никто не должен догадаться, что внутри у него еще тлеет живая искра.

В назначенный день с раннего утра, собрав в узелок свои немногие вещи, он сел в холле и уставился на обитую потрепанным дерматином дверь, ожидая, что она распахнется и на пороге возникнет мать со строгим взглядом любящих глаз.

При его появлении собака Найда, сидевшая в коробке, настороженно зарычала и закрыла телом своих щенков. Из пяти кутят нового помета у нее оставалось только два. Еще три, как говорили в отделении, умерли от какой-то неведомой собачьей болезни…

…Наступил полдень. В отделении запахло больничной едой. Иван все еще сидел в холле, аккуратно сложив руки на коленях и опустив глаза. Он ждал…

…Закончился обед. Больные потянулись в палаты…

…Наступил тихий час. Иван сидел в одной и той же позе, но его глаза, разглядывающие узор линолеума, были тревожны.

— Все сидишь? — спросила его нянечка, размазывая шваброй грязную воду у него под ногами. — Ну-ну, жди…

…Тихий час закончился, и больные потянулись в холл к телевизору…

…Наступило время вечерних процедур. Иван все сидел и ждал, и его руки были прилежно сложены на коленях.

— Иди брат, в палату, — посоветовал Трахиров, уходя домой. — Сегодня уж точно не приедет. А Иван все сидел и ждал…

Затем больные стали укладываться спать, и больница наполнилась такими знакомыми вечерними звуками… Он все сидел и ждал.

— Иди ложись, — грубо сказала ему нянечка. — Нечего здесь всю ночь торчать… Сейчас помои вынесу и уж буду двери запирать.

А он все ждал…

…Когда оплывшая фигура нянечки скрылась в коридоре, Иван встал и, сжимая узелок, неслышно прокрался к двери. Отодвинул тяжелый засов, сделал шаг вперед. В лицо ему ударил упругий холодный воздух.

Он закрыл за собой дверь и двинулся вперед — через разрушенный забор, мимо спящей в будке охранницы, через поле, через притихшую деревню. Он шел и не замечал холода, не чувствовал мороза, не понимал бессмысленности своего поступка.

Он шел вперед, навстречу новой жизни.

Весна врывалась в окна особенным, яростным шумом улиц, оголтелой капелью, запахом талого снега и оживавшей земли. Солнечные лучи продирались сквозь пыльные после зимы стекла. Сидеть в помещении и принимать звонки от капризных и требовательных клиентов совершенно не хотелось. Хотелось гулять по улицам и млеть от весенней пьянящей радости.

Я вошла в контору и бросила сумку на стул. Стул внезапно ожил и взорвался протестующим воплем — с него вскочила рыжая молния и сиганула в раскрытую форточку. Кажется, Мамай на меня обиделся…

— Ну слушай, женщина необыкновенной красоты… Глаза, волосы, все такое… — донеслось до меня на этот раз с кухни. Оттуда же тянуло запахом кофе и табачным дымом. — И вот, как только я развязал ей руки, она поднимает на меня свои небесно-синие глаза и говорит: «Вы меня спасли! Я никогда этого не забуду». Потом она падает в обморок и…

«Что-то новенькое, — решила я. — Про обморок я еще не слышала».

— Эй! Мне никто не звонил? — крикнула я в душную тишину квартиры.

Телефон обиженно звякнул, и в дверях немедленно появился мой шеф (точнее, мой компаньон) с дымящейся сигаретой в руках.

— Вечно ты прокрадываешься, как кошка, — недовольно буркнул он. — Тебе звонили по тому делу о пропавших изумрудных сережках.

— А… Я откопала их в комиссионке. Скорее всего это внучок-подросток решил поправить свои денежные дела за счет бабушки. Еще что-нибудь есть?

— Больше ничего, — сказал Мишка.

— Ну, тогда ты свободен на сегодня.

— Ах да, тебе еще звонили…

— Кто?

— Мужской голос.

— По делу?

— Не сказал. Обещал перезвонить.

— Ладно…

Я занялась составлением отчетов для клиента по делу о телефонных угрозах. Терпеть не могу эти отчеты! Отнимают уйму времени. Давно пора нанять мне секретаршу… Я улыбнулась — тогда у Ненашева появится новый персонаж для его бесконечного телефонно-эротического романа…

Звонок требовательно прозвенел, подтвердив мои соображения.

Да и на телефонные звонки должен же кто-нибудь отвечать вместо меня!

— Детективное агентство «Янус» слушает!

— Привет! — отозвалась трубка знакомым голосом. — Узнаешь?

— Узнаю, — нерешительно проговорила я. — Это ты… Ты откуда?

— Из дома.

— Тебя уже выпустили?

— Да, дали три года условно… Понимаешь, у меня был чертовски хороший адвокат, обвинению не удалось мне приписать организацию группы. Артему повезло меньше — он сейчас «на химии». Пишет программы в заводоуправлении.

— Поздравляю! — сказала я и растерянно замолчала. Трубка тоже молчала.

— Слушай, — зажурчала она вновь. — Ты чем занимаешься?

— Работаю.

— Может быть, встретимся, а?..

Я не ответила, задумчиво накручивая на палец прядь волос. Потом перелистала откидной календарь на столе. В нем почти не было свободного места.