Будет ли режим левым, и до какой степени? Один участник Сопротивления убеждал нас, будто французы резко изменились, будто даже «жандармерия стала мятежной»! Несмотря на все это, я постоянно думал о том, что остается провишистски настроенная буржуазия, и что антисемитизм становится все более злобным.

Сейчас, когда я пишу эти строки, я замечаю в этом некую константу нашей национальной психологии. Все признают, что Франция — страна рациональная, рассудительная и благоразумная, пожалуй, даже склонная к консерватизму. И потом, с интервалом в несколько десятков лет, река вдруг выходит из берегов и разрыв с прошлым кажется неизбежным. Но если перелистать века нашей истории, то мы увидим, что в конце концов все возвращается к ранее заведенному порядку и река возвращается в свои берега. Однако в каждой кризисной ситуации, вопреки своему историческому опыту, французы теряют веру в себя, сомневаются в силе коллективного разума и в возможности снова стать хозяином положения…

Меня вызвали в Лондон, чтобы направить в Военную миссию административной связи, которой руководил Буаламбер, и на создании которой настаивал генерал де Голль. Американцы разработали проект управления освобожденными французскими территориями, Союзное военное управление для оккупированных территорий — AMGOT; над проектом работали в американских университетах, более чем полутора тысячам человек было суждено установить во Франции что-то вроде англосаксонского управления. Им поручалось обеспечить на освобожденных территориях действительно союзное управление. Де Голль, опасаясь, что одна «оккупация» заменит другую и приведет к тем же последствиям, в 1943 году создал «Военный корпус административной связи», подведомственный непосредственно Французскому комитету национального освобождения и сформированный из французских офицеров. Этье де Буаламберу в 1944 году было поручено сформировать и возглавить эту организацию. Более тысячи двухсот офицеров, таким образом, подготовили и направили «во все места дислокации и во все подразделения союзников, чтобы обеспечить их связь с французским населением, восстановить административные органы и заменять их там, где это будет необходимо».

Буаламбер имел репутацию сердцееда и щеголя, но находил время страстно увлекаться политикой. Участнику Дакарского дела, ему удалось совершить сенсационный побег, прежде чем он добрался до Лондона. Теперь он имел чин полковника.

После стажировки в Уимблдоне я приступил к своим новым обязанностям. Моя должность носила славное название — начальник третьего отдела! Впервые за мою карьеру я выполнял штабные функции; в мои обязанности входило принимать вновь прибывших и делить их на группы, руководить подготовкой офицеров связи, решать вопросы, связанные с их стажировкой и затем, с учетом того, что я уже о них знаю, распределять этих добровольцев на наиболее для них подходящие места в различных английских частях оперативного назначения. Французам всех чинов и возрастов полагалось через это пройти. Будущие отношения армий союзников с французской администрацией, с вмешательством или без вмешательства членов нашей миссии, — все это были проблемы политические, которые меня не касались. Но я должен был сам, без помощника, проверять все сведения, относящиеся к связи с британцами, чтобы наши дела получали правильное освещение. Эта работа требовала особого внимания, так как через мои руки проходили весьма значительные цифры. Все вопросы обсуждались по телефону из моего кабинета, и я был постоянно загружен, как барышня-телефонистка в часы пик!

Я работал в тесной связи и полном согласии с английским офицером того же ранга, что я (после Алжира я получил капитанские нашивки), в функции которого входило принимать мои предложения и давать поручения присланным мной новобранцам.

Но вот все были туда-сюда распределены, и я оказался без работы! Одним прекрасным утром Буаламбер мне объявил:

— Теперь вы будете руководить 4-м отделом. Оснастите мне и оденьте всё и всех!

И в одночасье мои обязанности изменились.

Да простится мне краткое возвращение назад, в эпоху Кемберли, чтобы вспомнить одно из моих первых служебных поручений — моя должность называлась «знаменосец», в памяти остались два случая, с ней связанные.

Я получил привилегию нести на вытянутой руке знамя «Свободной Франции» просто потому, что оказался там единственным офицером, награжденным Военным крестом 1939–1940! В тренировочном лагере новобранцы учились ходить в ногу, иногда там были почетные караулы. Но еще случалось, что Вооруженные силы «Свободной Франции» должны были строем идти по улицам Лондона на каком-нибудь торжественном параде. Так, 14 июля 1943 года мы прошли по городу до Веллингтон Барракс, отмечая таким образом в монархической стране взятие Бастилии. Проходя мимо решетки Букингемского дворца, в толпе зрителей я узнал двух девушек… Беби и Чикиту Каркано — дочерей посла Аргентины в Англии. Взволнованный этой встречей, я их дружески приветствовал.

* * *

В Лондон прибыл генерал Гиро, и я был свидетелем и одновременно участником забавного эпизода. Визит Гиро совпал с самым разгаром его конфликта с де Голлем. У голлистов было впечатление, что американцы манипулируют этой пешкой в своей игре с единственной целью — противостоять де Голлю. Солдаты «Свободной Франции» были настроены резко против него, некоторые даже говорили о том, что нужно убить «предателя Гиро»! Англичане, зная об этих волнениях, попросили нас прибыть накануне в Лондон и пройти маршем через весь город, этот изнуряющий марш предстоял нам на рассвете следующего дня. Несомненно, таким образом они хотели охладить наш воинственный пыл. Некоторые, однако, продолжали обвинять Гиро во всех смертных грехах — валили без разбора все, что, как казалось, имело хоть какую-то связь с Виши. Надо сказать, что подобную нетерпимость, которая вполне в характере французов, в целом разделяли и вишисты во Франции. Я был настроен враждебно к Гиро не потому, что видел в его персоне марионетку американцев, но потому, что у меня перед глазами были два человека, которые отличались друг от друга, как Солнце от Земли.

Но вот Гиро проводит смотр войск напротив Карлтон Гарденс. Как знаменосец, я стою немного впереди моих товарищей, прямо перед ним. Нас разделяют от силы несколько метров. Я знал, что он был в плену, знал подробности его побега из плена, но я также знал, что, принадлежа к антинемецкой фракции в правительстве Виши, он в то же время разделял мнение тех, кто считал де Голля авантюристом с политическими амбициями.

Гиро стоял с рассеянным видом, уныло повисшими усами и заметно выступающим вперед животом — вид его нельзя было назвать впечатляющим. Внезапно его взгляд, до того блуждавший где-то у горизонта, остановился на