— Своей квартиры у нас с Кольцовым не было, мы снимали комнату в центре города, — грустным голосом говорила Галя. — Муж хорошо получал, нам на всё хватало денег, я и горя не знала. А когда его послали на фронт, хлопот у меня прибавилось, и я просто устала от всего, что приходилось делать.

— А родители у вас есть? — спросил Шпак.

— Нет, — вздохнула Галя. — Отец нас бросил, когда я училась в десятом классе. Мама часто болела: сердце у неё... Умерла, когда я заканчивала педагогический институт. И осталась я одна-одинёшенька. Правда, когда родился сынок, мне стало веселее, хотя забот ох сколько прибавилось! Что делать? Муж Веры Ивановны, хозяйки этого дома, выписывается из госпиталя, и она привезёт его сюда. Без ноги... А где мне жить? В доме лишь две комнаты и коридор. Мужу Веры Ивановны, инвалиду, нужны тишина, покой, уход... Нет, Василий Иванович, я понимаю хозяйку: не может она дальше сдавать мне жильё, надо мне его искать. А тут в городе очень тяжело с квартирами. Вы же знаете, что в Горький, как только началась война, пол-Москвы промышленных предприятий переехало. Одних военных заводов сколько тут! И все работают на нужды фронта. Военная техника, вооружение и боеприпасы — все отправляется на фронт эшелон за эшелоном. — Галя помолчала, о чём-то размышляя. — Вчера мне хозяйка сказала, чтобы я освободила комнату.

— Сейчас? — спросил Шпак.

— Дня через два-три, когда она поедет в Саратов замужем.

«Надо ей помочь, но как? — подумал старшина. — Кажется, есть у меня один вариант, но согласится ли она?..»

Помолчали. Потом Галя спросила, был ли он на том месте, где погибли раненые, которых везли в госпиталь.

— Не сразу там был, а через три дня, — сообщил Шпак. — И вот что интересно. Жители посёлка, с которыми я встречался, говорили мне, что хоронили они в братской могиле шесть человек: шофёра, санитара, который сопровождал раненых, и четверых раненых. Нет одного человека. Где он, куда делся? И главное — кого нет? До сих пор меня мучает эта загадка.

— А может, кто-то остался жив? — промолвила Галя.

— Жители уверяли меня, что погибли все пять раненых, — возразил Шпак. — Не могу же я им не верить?..

— В жизни, особенно на войне, всякое бывает, — заметила Галя.

В её глазах было столько грусти, что Шпаку стало жаль её. Он спросил, не нашла ли она себе квартиру.

— Пыталась, но безуспешно, — с отчаянием заявила она.

— Да, ситуация не из лёгких. — Шпак покачал головой. — Ну и что теперь?

— Сама не знаю, хоть в петлю лезь. — Галя горько усмехнулась. — Кругом у людей своё горе, до моего ли им?

Старшина увидел, как она смахнула платком слёзы с глаз и тут же повернулась к окну, чтобы гость не заметил, как она расслабилась.

— A y Кольцова есть родные? — неожиданно спросил Шпак и тут же упрекнул себя в душе, что не спросил её об этом раньше.

Ответ Гали разочаровал старшину, и он этого не скрыл.

— Петя детдомовец, а когда мы поженились, я не стала его спрашивать, помнит ли он отца или мать, живы ли они.

— Мне он как-то говорил, что даже не пытался найти своих близких, — сказал Шпак.

Галя погрустнела, её лицо посерьёзнело.

— Мы с Кольцовым познакомились случайно, — вновь заговорила она, теребя чёлку. — В нашем институте состоялся выпускной вечер. На нём я спела «Землянку», и мне бурно аплодировали. Я стояла на сцене и так обрадовалась такому успеху, что едва не прослезилась. И вдруг вижу, в проходе между рядами кресел чуть ли не бежит высокий стройный лейтенант, в руках у него букет красных роз. Он поднялся на сцену и вручил мне букет. Он сказал, что ему очень понравилось, как я пела, и тихо, едва ли не на ухо, пропел: «Я хочу, чтоб услышала ты, как тоскует мой голос живой...» Он повторил слова песни и, улыбаясь, пожелал мне счастья в жизни. Я поблагодарила его, и он ушёл в зал...

После окончания вечера Галя оделась и вышла на улицу. Лейтенант, даривший ей в зале цветы, подошёл к ней.

— Разрешите проводить вас домой? — спросил он, чуть склонив голову.

— Дома у меня нет, — усмехнулась она, — живу я в общежитии института. А проводить меня можно... — И тут же спросила: — Как вас зовут?

— Лейтенант Пётр Кольцов! — назвался он с улыбкой. — А вас как величать?

— Галя...

На другой день Кольцов пришёл к институту. Галя увидела его в окно и вышла. Пётр поздоровался с ней.

— Разрешите пригласить вас в кино? — спросил он.

— А что там идёт?

— «Чапаев»!

Они сидели в партере, и Галя видела, что картина ему очень нравилась. Глаза у него блестели, сам он был напряжён, а когда чапаевцы рубились шашками с белогвардейцами, едва не махал рукой, подражая красным конникам.

— Хорош Чапаев, особенно в бою, рубил шашкой врагов наотмашь, я по-хорошему ему завидую! — выпалил Кольцов, когда они вышли из кинотеатра.

— Когда вы уезжаете в действующую армию? — неожиданно спросила Галя.

— Через два дня.

— Куда?

— Оборонять Москву, — серьёзно ответил Кольцов. — Я же артиллерист, а артиллерия — бог войны!

Потом они шли по набережной. Волга тихо катила тёмные волны, Петру казалось, что в их шуме было что-то таинственное. Галя молчала и думала о чём-то своём. Они остановились у бетонного столба, на котором горел фонарь. Он нежно взял её за руку и вдруг сказал:

— Выходите за меня замуж!

В её лучистых глазах появился блеск, и он понял, что его предложение пришлось ей по душе — об этом говорило даже её лицо, которое светилось радостью. Но вдруг Галя хмуро сдвинула брови и бросила:

— Сыграем свадьбу, потом вы уедете на фронт, а я останусь одна. Буду сидеть дома и смотреть в окно, не появится ли мой соколик Петя во дворе. А вы в