Старик священник покачал головой.

— Все это дьявольские ухищрения. Святая церковь не одобряет их, они бесполезны и лживы. А как ваше рукоделье, леди Мэри? Когда я был под вашим кровом в последний раз, вы уже сделали в пяти прекрасных цветах половину истории о Тезее и Ариадне.

— На половине все и остановилось.

— Как так, дочь моя? У вас было много посетителей?

— Нет, святой отец, — вмешался сэр Джон, — просто она думает совсем о другом. Она часами сидит с иголкой в руке, а душа ее витает далеко отсюда. С того самого сраженья, что выиграл Принц…

— Милый отец, прошу вас…

— Ничего, ничего, Мэри, меня не слышит никто, кроме твоего исповедника отца Мэтью. Так вот, с того сраженья, в котором Найджел стяжал такую честь, она прямо как тронулась умом, все время сидит… Ну вот как сейчас.

Взгляд у Мэри вдруг стал сосредоточенным, она уставилась на темное окно, по которому хлестал дождь. Перед священником было застывшее, словно вырезанное из слоновой кости лицо, с бескровными губами.

— В чем дело, дочь моя? Что ты там видишь?

— Ничего, отец мой.

— Что же тогда тебя беспокоит?

— Звуки, добрый отец.

— Что за звуки?

— По дороге кто-то едет.

Старый рыцарь рассмеялся.

— Вот так каждый день, отец мой. Каждый день по дороге проезжает сотня всадников, и все же любой стук копыт приводит в трепет ее бедное сердце. Мэри всегда была сильна и тверда духом, и вот теперь малейший шорох прямо переворачивает ей нутро. Не надо, дочь моя, прошу тебя, не надо!

Но Мэри уже встала со стула и, крепко стиснув руки, испуганными темными глазами смотрела в окно.

— Я слышу их, отец! Я слышу их сквозь шум дождя и ветра. Да, да, они сворачивают с дороги, они свернули! Боже мой, они уже у двери!

— Клянусь святым Хьюбертом, девочка права! — воскликнул сэр Джон и грохнул кулаком по столу. — Эй, слуги! Скорее во двор! Подогрейте еще вина. У ворот путники, а в такую ночь и собаку нельзя оставить за дверью. Быстрее, Хэннекин! Быстрее, говорю, а не то я потороплю тебя дубиной!

Теперь уже все ясно слышали стук копыт. Мэри стояла, вся дрожа. Один нетерпеливый шаг к порогу, дверь широко распахнулась, и в темном проеме появился Найджел; по его улыбающемуся лицу струился дождь, щеки раскраснелись от ветра, в голубых глазах светилась нежность и любовь. У Мэри перехватило горло, свет факелов качнулся перед глазами; но при мысли, что посторонний взгляд проникнет в святая святых ее души, она тут же овладела собой. Женщины обладают силой духа, с которой не сравнится никакая доблесть мужчин. Только глаза ее сказали гостю обо всем, что было у нее на душе, когда она спокойно протянула ему руку.

— Милости просим, Найджел, — только и вымолвила она.

Он склонился и поцеловал ей руку.

— Святая Катарина помогла мне вернуться домой, — сказал он.

Весел был в тот вечер ужин в Косфордском доме. Найджел восседал во главе стола между веселым старым рыцарем и леди Мэри. А на дальнем конце Сэмкин Эйлвард, зажатый между двумя служанками, то до слез смешил своих соседей, то приводил их в ужас рассказами о французских войнах. Найджелу пришлось повернуть замшевые сапоги и показать изящные золотые шпоры. Когда он рассказал о прошлых событиях, сэр Джон похлопал его по плечу, а Мэри взяла его сильную правую руку в свою, и добрый старый священник благословил их. Найджел вынул из кармана золотое колечко, и оно блеснуло в свете факелов.

— Вы, кажется говорили, святой отец, что завтра вам надо отправиться дальше? — спросил он.

— Да, сын мой, меня ждут дела.

— А вы не смогли бы провести здесь утро?

— Конечно. Мне хватит времени, если я выеду в полдень.

— За утро можно многое сделать, — сказал Найджел, глядя на улыбающуюся раскрасневшуюся Мэри. — Клянусь святым Павлом, я и так слишком долго ждал.

— Вот и хорошо, вот и хорошо, — приговаривал старый рыцарь, хрипло смеясь. — Вот так и я сватался к твоей матери, Мэри. В прежнее время поклонники действовали быстро. Завтра вторник, а вторник — счастливый день. Рано или поздно старая гончая нас нагоняет, Найджел, я уже слышу ее лай за своей спиной. Но я рад, что назову тебя сыном еще до того, как она вцепится мне в глотку. Дай мне руку, Мэри, и ты, Найджел, тоже. Примите благословение старика, и пусть Господь хранит вас обоих и пошлет вам все, чего вы заслуживаете, потому что я знаю: во всей нашей привольной стране нет рыцаря благороднее, как нет и женщины, более достойной быть ему женой.

Тут мы оставим их, исполненных радости, с лучезарными надеждами на счастливое, безоблачное будущее, простирающееся далеко-далеко перед мысленным взором их юных глаз. Но, увы, что такое мечты молодости? Как часто они блекнут и увядают, а потом опадают на землю и превращаются в отвратительную гниющую груду у обочины дороги жизни! Однако с нашими героями, слава Богу, не произошло ничего подобного: они росли и расцветали все прекраснее и благороднее, пока весь белый свет не стал дивиться их великолепию.

Шло время и повсюду разносилась молва о подвигах Найджела, имя его и честь окружались все большим уважением; не отставала от него и Мэри: они всегда помогали и поддерживали друг друга на крутой дороге славы. Много стран объехал Найджел, пробивая себе путь к известности, а когда, измученный и опустошенный ратными трудами, возвращался под свой кров, то черпал силы у той, что украшала его очаг. Много лет они прожили в Туайнемском замке, пользуясь всеобщей любовью и уважением. Потом, в свое время, возвратились в Тилфордский дом и счастливо, в добром здравии жили среди вересковых холмов, где полный надежд Найджел провел свои юные годы, прежде чем обратил свое лицо к делам войны. Там же поселился и Эйлвард, когда оставил свой «Пестрый кобчик», где много лет продавал эль лесникам.

Проходят годы: крутится колесо старой прялки, тянется нить. Мудрые и добрые, благородные или смелые — все приходят из тьмы и уходят во тьму. Кто скажет — откуда, куда и зачем? Вот перед нами склоны Хайндхедского холма. В ноябре на них все так же ржаво тлеют папоротники, в июле пылает огнем вереск; но где же теперь господский дом Косфорда? Где старый Тилфордский дом? Что, кроме нескольких серых камней, осталось от громады Уэверлийского монастыря? Но даже всеядное время не может уничтожить все без остатка. Пройдемся, читатель, по оживленному большаку в Гилдфорд. Видите, вон там, где перед нами поднимается высокий зеленый холм, открытые всем ветрам стены святилища с провалившейся крышей? Это часовня св. Катарины, где Найджел и Мэри дали друг другу слово. Под холмом течет извилистая река, а за ней вы все еще можете увидеть темнеющий Чэнтрийский лес — он поднимается по склону до самой голой вершины, на которой, целой и невредимой, стоит часовня Мученика, где старые друзья отбили некогда нападение лучников горбатого владельца Шэлфорда. А вон там, внизу, по обе стороны раскинувшихся меловых холмов, еще видны остатки дороги, по которой Найджел и Эйлвард отправлялись на войну. Теперь обернемся на север и взглянем на провалившуюся извилистую тропинку. Она совсем не изменилась с тех пор. Здесь стоит Комптонская церковь. Пройдите под старую осыпающуюся арку. Пред ступенями этого древнего алтаря покоится безымянный прах Найджела и Мэри. Неподалеку от них лежит их дочь Мод и ее супруг Аллейн Эдриксон; рядом с ним покоятся их дети и дети их детей. Здесь же, на церковном кладбище, возле старого тиса сохранился невысокий холмик — тут Сэмкин Эйлвард вернулся в добрую землю, из которой некогда вышел.