Вернувшись в Эдинбург в дом Юма, Франклин провел там еще несколько дней, наслаждаясь обществом местных интеллектуалов. Он встретился с Адамом Смитом, который, как утверждается, показал ему несколько первых глав своего сочинения «Исследование о природе и причинах богатства народов». Возможно, подозревая, что они больше никогда не увидят своего американского друга, Юм организовал прощальный обед, куда пригласил многих известных Франклину шотландских ученых и писателей, включая лорда Кеймса[308].

Франклин планировал подольше остаться у Юма, но во время пребывания в его доме он получил два письма. Одно — от зятя, Ричарда Бейча. Он сообщал, что, не застав Франклина в Лондоне, отправился навестить своих родителей в городе Престоне недалеко от Манчестера. Другое — от Полли. «Мистер Бейч в Престоне, где он будет с приятными надеждами ожидать встречи с вами. Мы все были очень рады знакомству с ним». Поэтому Франклин ускорил своей отъезд в Лондон, чтобы по дороге заехать повидаться с зятем. Неудивительно, что Салли Франклин Бейч, находясь в Филадельфии, беспокоилась о том, как поладят ее муж и отец. «Если даже встреча окажется не такой сердечной, как я могла бы желать, то я все равно уверена: когда ты примешь во внимание, что это мой отец, — писала она Ричарду, — твоя доброта и твоя любовь ко мне заставят тебя постараться завоевать его уважение и дружбу». Как оказалось, ее страхи были безосновательны. «Я могу, — с радостью писал Бейч Деборе, — с огромным удовлетворением сообщить вам, что он принял меня с распростертыми объятиями и такой любовью, какой я не ожидал». Бейч был особенно рад тому, что многие говорили ему, будто он похож на Франклина, — такое откровение в дофрейдовские времена не рассматривалось как отражение предпочтений Салли при выборе мужа. «Я рад сходству с ним в любом отношении», — с восторгом сообщал Бейч.

И было от чего. Старый кудесник очаровал всю семью Бейча, особенно его мать Мэри Бейч, «величественную» и «серьезную» вдову шестидесяти восьми лет, родившую двенадцать детей. Во время пребывания Франклина в ее доме она каждый вечер вела с ним беседы до полуночи. Спустя несколько недель Франклин направил ей письмо с выражениями благодарности, корзину устриц и (будучи не в силах победить свое тщеславие) собственный портрет. Миссис Бейч переносила его из гостиной в столовую и обратно, чтобы все время держать перед глазами. «Он так похож на оригинал, что вы не представляете, с каким удовольствием мы смотрим на него, видя сходство и с моим сыном, и с вами»[309].

Бейч вернулся в Лондон вместе с Франклином, какое-то время оставался у него на Крейвен-стрит и прилагал немалые усилия, чтобы во всем угодить тестю. «Его поведение мне понравилось», — сообщал Франклин Деборе. Но его чувство к зятю было не столь велико, чтобы предложить ему помощь в получении государственной должности, например таможенного инспектора. «Я придерживаюсь того мнения, что почти любая профессия, которой обучался человек, подходит для занятия определенной должности… с учетом капризов начальства». Вместо этого он посоветовал Бейчу вернуться домой, стать коммерсантом (продающим товар только за наличные деньги) и «всегда быть рядом» со своей женой. Следует подчеркнуть, что совет исходил от человека, который прожил врозь с женой, отделенной океаном, более пятнадцати лет и всячески цеплялся за свою должность королевского почтмейстера.

Что касается Салли, то он посоветовал ей изучать бухгалтерский учет (вечная тема) и помогать мужу. «При наличии у вас магазина, если он будет располагаться там, где вы живете, ты всегда сможешь быть полезной мужу, как твоя мать мне, так как ты не лишена способностей и, я надеюсь, не слишком горда». Понятливые Бейчи поселились в конце концов в доме Деборы, открыли магазин в одном из принадлежавших Франклину зданий на Маркет-стрит и начали рекламировать продажу шелковых и других тканей «только за наличные». Когда магазин галантерейных товаров стал приносить, как жаловался Бейч Франклину, «серьезные огорчения», он был превращен в «винный и бакалейный магазин», который вскоре также стал влачить жалкое существование. Дело не в представлениях о статусе женщины с тем образованием, которое было у Салли, и не в представлениях Бейча о его долге, просто они следовали указанию Франклина не быть слишком гордыми[310].

Дебора так часто писала Франклину об их внуке Бенни, что в его ответах стала звучать нотка предостережения: «Я вижу, ты влюблена в него, и твое счастье неразрывно связано с его счастьем». Он хвалил ее за то, что она не вмешивалась, когда Салли пыталась приучать Бенни к дисциплине. «Я боялся, зная твое нежное отношение к нему, что он станет слишком избалованным и, возможно, испорченным».

Однако он иначе относился к тому, что избалованным, возможно, вырастет сын Полли Стивенсон — Уильям Хьюсон, появившийся на свет той весной. «Пожалуйста, давай ему все, что ему нравится, — писал он Полли. — Это придает [детям] довольный вид и… они становятся еще более красивыми». В том же письме он с оптимизмом отреагировал на провокационное сообщение Полли, что ее мать обрела нового друга. «Я привык иметь соперников, — писал Франклин, — и едва ли за всю жизнь имел подругу или возлюбленную, которая не нравилась бы другим так же сильно, как и мне самому».

За два года Билли Хьюсон фактически превратился в еще одного внука Франклина. Отвечая на письмо жены, рассказывавшей об их собственном внуке, Франклин писал: «В ответ на твою историю о твоем внуке я хочу рассказать тебе немного о моем крестнике. Ему исполнился двадцать один месяц, растет крепким и здоровым и начинает немного говорить и даже петь. На прошлой неделе он пробыл у нас несколько дней, сильно привязался ко мне и не соглашался садиться завтракать без того, чтобы не пойти позвать Па». Однако Франклин все же соизволил добавить, что наблюдение за Билли «вызывает у меня желание вернуться домой, чтобы поиграть с Бенни»[311].

Когда Франклин вылил чайную ложку масла в пруд в Клафаме и отметил, что масло покрыло площадь в пол-акра, он близко подошел к открытию, которое было сделано лишь в следующем веке: к определению размера молекул. Если бы он взял объем чайной ложки масла (2 см3) и разделил бы его на ту площадь, на которую оно разлилось (пол-акра, или 2000 м2), то получил бы грубую оценку размера молекулы масла (10–7 см). Как отмечал Чарльз Танфорд в своей замечательной книге «Бен Франклин, успокоивший волны» (Ben Franklin Stilled the Waves), «фактически Франклин правильно определил порядок размера молекул, став первым человеком, который это сделал, хотя сам и не сознавал того». Франклин всегда добивался большего успеха, когда искал практического смысла в своих открытиях, а не занимался теоретическими изысканиями. Вместо того чтобы теоретизировать по поводу размера молекул, он стал искать конкретное применение результатов эксперимента с водой и маслом. Можно ли спасать корабли от бурных волн, выливая масло в море? С тремя друзьями из Королевской академии он отправился в Портсмут, чтобы это выяснить. «Эксперимент, — сообщал Франклин, — не принес успеха, на который мы надеялись». Волны на поверхности ослабли, но не ослабла сила, вызывающая их возникновение (возможно, еще одна метафора). Однако отчет о неудачном эксперименте был признан достаточно интересным для того, чтобы быть опубликованным в трудах Королевского научного общества[312].