После этого он уже не сопротивлялся и был вымыт, вычищен и продезинфицирован при помощи кишки, жесткой щетки и большого количества карболового мыла. Мыло щипало ему нос и глаза, и Майкл яростно чихал и проливал обильные слезы. Он прекрасно сознавал, что от юнца нечего ждать добра и готовился к самому худшему. Не протестуя, претерпел он все, пока его, вымытого и освеженного, не перевели в другое, более уютное и чистое помещение, где он мог хорошенько выспаться с дороги и где его, казалось, на время забыли. Это был лазарет, или изоляционная камера, и ему пришлось провести здесь целую неделю. За эту неделю выяснилось, что он совершенно здоров; его хорошо кормили, поили свежей водой и держали в абсолютной изоляции, только юнец, как автомат, ухаживал за ним.

Теперь Майклу предстояло встретиться с Гаррисом Коллинзом. До сих пор он только издали слышал его негромкий, но повелительный голос. Что голос этот принадлежал главному богу, Майкл понял сразу. Так повелительно мог говорить только главный бог — господин над остальными богами. В этом голосе слышалась сильная воля и привычка командовать. Другая собака на месте Майкла так же скоро поняла бы это. И другая собака так же бы поняла, что обладателю этого голоса чужды доброта и кротость и что любить его не за что и невозможно.

В одиннадцать часов утра бледнолицый юнец надел на Майкла ошейник, вывел его на цепочке из изоляционной камеры и передал другому темноволосому юнцу, который не стал терять времени на дружелюбное приветствие. Майкла, как пленника, повели куда-то, и дорогой он встретил других пленников, идущих в том же направлении. Это были медведи, тяжело переваливающиеся с лапы на лапу, и Майкл, никогда в жизни не видевший медведей, ощетинился и тихо зарычал. В силу наследственности он узнал (как корова узнает волка) своих врагов в незапамятные времена лесной жизни. Но он много путешествовал, много видел и был слишком умен, чтобы напасть на них. Вместо этого он, следуя за темноволосым богом, напряженно и осторожно втягивал носом незнакомый запах этих созданий.

Навстречу ему неслись все новые незнакомые запахи. Майкл не знал еще этих зверей, он только впоследствии научился распознавать по запаху львов, леопардов, обезьян, павианов, тюленей и морских львов. Обыкновенная собака была бы оглушена этой обстановкой и сбита с толку; Майкл же весь насторожился, но повел себя необычайно сдержанно. Ему казалось, что он попал в неведомый, населенный чудовищами лес и не знает ни его расположения, ни его обитателей.

Ступив на арену, он отпрянул и еще более насторожился, шерсть на его шее и спине ощетинилась, и он глухо зарычал. Навстречу ему шли пять слонов. Слоны были невелики, но ему они казались огромными и напоминали кита, разрушившего «Мэри Тернер». Они не обратили на Майкла ни малейшего внимания и спокойно покидали арену, причем, следуя установленному порядку, каждый из них хоботом держал хвост идущего впереди.

Майкл, а за ним и медведи вышли на арену. Формой и размером она ничем не отличалась от обычных цирковых арен, но в центре ее было устроено квадратное помещение со стеклянной крышей. Вокруг этой арены не было мест для зрителей — зрители сюда не допускались. Один лишь Гаррис Коллинз, его помощники, продавцы и покупатели зверей и профессиональные дрессировщики могли присутствовать при истязаниях, каким подвергались животные в процессе обучения трюкам, заставляющим публику смеяться или разевать от изумления рты.

Медведей сразу увели на другой конец арены, и Майкл забыл о них. На минуту его внимание привлекли люди, катившие перед собой громадные ярко раскрашенные бочки. На этих бочках сидели раньше слоны, и они были настолько прочны, что слоны не могли раздавить их. Человек, приведший Майкла, остановился, и Майкл с громадным интересом принялся разглядывать пегого шотландского пони, лежавшего на арене. На нем сидел человек. Пони непрестанно поднимал голову и целовал в губы сидевшего на нем человека. Майкл ничего больше разглядеть не мог, но чувствовал, что тут что-то не так. Он не знал, в чем дело и не мог проверить свое впечатление, но ему было ясно, что в этом трюке есть что-то жестокое и неискреннее. Майкл не видел длинной булавки в руках человека и не знал, что при каждом уколе в плечо пони от боли рефлекторно поднимает голову, а человек, ловко наклоняясь вперед, якобы целует его в губы. Зрителям казалось, что этим движением пони выражает свою любовь и привязанность к хозяину.

Немного поодаль стоял другой, черный как смоль шотландский пони. Но с ним происходило нечто странное и непонятное. Его передние ноги были обвязаны веревкой, а с обеих сторон его стояли люди, державшие в руках концы этих веревок. Спереди стоял третий человек — он коротким бамбуковым хлыстом ударял пони по коленям, и стоявшие по сторонам люди разом дергали веревки. Тогда пони падал на колени перед человеком с хлыстом. Пони сопротивлялся, расставлял ноги, мотал головой, вертелся на месте и тяжело валился на бок или садился на покрытый опилками пол. Но его быстро ставили на ноги, выравнивали — и работа начиналась сначала. Так обучали пони преклонять колени, а этот трюк всегда приводит в восторг зрителей, видящих только результаты обучения и не подозревающих о его способах. Майкл быстро сообразил, что наука преподается здесь по методу насилия и что Сидеруайльдскую школу дрессировки было бы правильнее назвать школой страдания. Гаррис Коллинз кивком головы подозвал к себе черноволосого юнца и окинул Майкла испытующим взглядом.

— Собака Дель Mapa, — сказал юнец.

Глаза Коллинза загорелись, и он еще внимательнее оглядел Майкла.

— Знаете ли вы, что она умеет делать? — спросил он.

Юнец отрицательно покачал головой.

— Гарри был тонкая штучка, — продолжал Коллинз, как бы обращаясь к юнцу, но в сущности он разговаривал с собой: у него была привычка думать вслух. — Он утверждал, что эта собака вне конкуренции. Но что у нее за номер? Вот в чем все дело. Бедняга Гарри погиб, а мы не знаем, в чем тут дело… Снимите с него цепь.

Майкла освободили, и он смотрел на главного бога, ожидая, что с ним будут делать в дальнейшем. Болезненный вой одного из медведей как бы предупредил его о готовящейся горькой участи.

— Сюда! — сказал Гаррис своим холодным, жестким голосом.

Майкл подошел к нему и остановился.

— Ложись!

Майкл повиновался, но проделал это с рассчитанной медлительностью и отвращением.

— Проклятый чистокровный пес! — усмехнулся Коллинз. — Не хочешь ли подбавить огня в свои движения, а? Ладно, мы уж об этом позаботимся! — Вставай! — Ложись! — Вставай! — Ложись! — Вставай!

Приказания звучали резко и отрывисто, как выстрелы или удары бича, и Майкл все так же медленно и неохотно повиновался им.

— Он во всяком случае понимает по-английски, — сказал Коллинз. — Интересно, не делает ли он двойных курбетов? — прибавил он, высказывая заветную мечту всякого дрессировщика. — Давайте испытаем его. Закрепите цепочку. Подите сюда, Джимми. Наденьте ему подпругу.

Другой юнец подошел к ним и закрепил вокруг поясницы Майкла подпругу. К подпруге был прикреплен тонкий ремень.