— Вот как? Кажется, сейчас это называется «сыщик».

— Это всегда так называлось, Ольга Евгеньевна. Вы позволите задать вам несколько вопросов о ваших учениках? Дело весьма серьезное, и я прошу вас отнестись к моим вопросам с пониманием.

— Так задавайте, — поощрила полковника Караваева. — Я вас слушаю.

— Меня интересует некая девица, у которой вы принимали вступительные экзамены несколько лет назад. Это некая Алина Игонина.

— Алина Игонина? Да-да, припоминаю. Такая странная девушка, брюнетка, нервная, как струна. Она не прошла испытаний и не была зачислена.

— А вы помните почему?

— Ну как же, помню. Общеобразовательные дисциплины она сдала вполне удовлетворительно, а вот профессионального призвания мы в ней, видимо, не нашли. И это было не только мое мнение. Хотя что-то в ней было. Но это не для сцены, не для театра.

— А что она читала на прослушивании?

— О! Она читала собственные стихи. Не скажу, что это были шедевры, но поработать в этом направлении мы Игониной посоветовали. Вполне допускаю, что из нее могла получиться приличная поэтесса. А что с ней? Что из нее получилось?

— Нынче она под следствием, Ольга Евгеньевна. Простите, если я вас этим огорчил.

— Как же так! — всплеснула бледными старческими ручками Караваева. — Она девушка была странная, но не до такой же степени, не злодейка. Решительно отказываюсь понимать современную жизнь и современную молодежь. Удивительно просто, непередаваемо удивительно! Мир так прекрасен, в нем столько чудных оттенков человеческого общения, человеческих эмоций. Его хочется созерцать, впитывать, а они… тяжелая у вас профессия, господин полковник, я вам сочувствую. И что же она натворила такого, что попала в руки уголовной полиции?

— Ольга Евгеньевна, вы простите меня, но в нашей профессии есть определенные правила. Нельзя рассказывать всего, что пока еще находится в стадии изучения, проверки. Согласитесь, существует информация, которая может бросить тень на порядочного человека, скомпрометировать его в глазах окружающих. Вы — женщина проницательная, опытный педагог, но и вам я не могу сказать большего. Простите.

— Да-да, — грустно согласилась Караваева. — Вы, видимо, правы.

— Скажите, а у вас не сохранилось стихов Игониной? Мне сказали, что у вас целый архив творчества ваших учеников…

— Вы знаете, должны были сохраниться. Если вам это крайне необходимо, я могу найти.

— Было бы очень хорошо, Ольга Евгеньевна. Завтра вам будет удобно встретиться со мной по этому поводу?

— Безусловно. Я полагаю, что у вас в вашем ведомстве все срочно и безотлагательно.

— Хорошо, я позвоню вам утром. И еще, Ольга Евгеньевна, а вы знали Максима Валовича? Он ведь учился здесь.

— Да-да, милейший был юноша… Валович. Был в нем некий дар располагать к себе людей. Незаменимое качество настоящего актера. Только он ведь обучение не закончил. Если не ошибаюсь, ушел он с третьего курса. Очень мы его отговаривали, жалели его, что-то там, как я слышала, у него происходило. Нехорошая компания, я полагаю. Жаль молодого человека.

— А что вы знаете о его дальнейшей судьбе?

— Вы разве не в курсе? Он погиб. Я решительно помню, как мне говорили о похоронах. Даже кто-то из моих знакомых был там. Кажется, в прошлом году.

— Даже так? Понятно. Бедная Алина, она мне этого не говорила. У нее ведь какие-то отношения были с Максимом.

— Отношения? — искренне удивилась Караваева. — Не знаю… В таком случае, более странной пары я не могу себе представить.

Попрощавшись с Караваевой и договорившись с ней о телефонном звонке в одиннадцать часов (пополудни!), Гуров выскочил на улицу и первым делом набрал номер Крячко.

— Стас, срочно найди информацию о Максиме Валовиче. Мне только что рассказали, причем вполне авторитетно, что он погиб или умер.

— В ключе их отношений с Игониной и наших подозрений, это наводит на нехорошие предположения, — отозвался Крячко.

— Стас, уволь меня от подобной манеры общения. Я только что тридцать минут сидел, как на приеме у английской королевы. Аж язык заплетается.

— Ну, изволь, изволь, — согласился Крячко.

— Тьфу!

Крячко предложил Гурову подбросить его на встречу с Караваевой на машине и по дороге поговорить. Времени до встречи с педагогом «Щуки» оставалось уже мало. Лев посмотрел на часы и чертыхнулся. Сколько не сделано за день из запланированного, а ведь он вечером еще хотел съездить на дачу навестить Юрку Калинина с дочерью. Он их не видел уже несколько дней. А если тому что-то нужно? Ведь Юрка лишний раз звонить и просить не будет, знает, как Гуров занят, да и самолюбие у Юрки еще то.

— Ну что, раскопал что-нибудь? — запрыгивая в машину, спросил Лев.

— Не что-нибудь, а почти все, — пожал плечами Крячко и посмотрел в заднее зеркало, прежде чем вывернуть руль и выехать на проезжую часть. — Слушай. Максим Валович действительно умер в прошлом году. Я бы сказал, что парень сгорел. Развеселая жизнь, деньги, алкоголь, наркотики. Полный пакет. Он в самом деле ушел с четвертого курса, но не потому, что почувствовал себя несостоятельным в актерской профессии. Была одна деваха, у меня данные там в записной книжке есть, которая сбила его с пути истинного.

— Деваха из себя что-нибудь стоящее представляет?

— Нет, абсолютно, — поморщился Крячко.

— Ладно, о ней потом. Валяй дальше.

— Эта деваха, Олей ее зовут, запудрила ему мозги перспективами и деньгами. Она уже тогда была любовницей одного продюсера, но это не по любви, а чисто из-за бабок. А вот в Максима она была влюблена. И постаралась устроить свою жизнь и так, и эдак — отсюда любовь, оттуда финансовая поддержка.

— Стерва!

— Конечно, — согласился Крячко. — Она влюбила в себя Валовича, тот потерял голову и повелся. Он вообще влюбчивый был, как показывают свидетели, падкий до женского тела. А у этой Оли есть на что посмотреть. Короче, она его втянула в продюсерские дела, они открыли какую-то фирму. Кое-какие деньги появились, и от этого Максима понесло. Кончилось тем, что больного и опустившегося Валовича Ольга вытурила. Валович попытался взять себя в руки, начал лечиться. Тут ему в жизни и встретилась Игонина. Больше с Максимом никто не встречался и на тусовках его не видел.

— В каком смысле?

— В прямом. Алина его отвадила от общества, а общество отвадила от него. Прежние приятели сначала отнеслись с пониманием. Человеку лечиться надо, правильно его новая пассия поступает, что от пьянок и веселья отлучает. А потом, где-то через полгода, бабах, и нет Максима. Похороны!

— Причина смерти?

— Причина стандартная, что-то там с сердцем. Я не большой специалист, чтобы тебе объяснить, но смысл таков: изношенное сердце, сосуды, печень. То есть сколько веревочке ни виться, а конец все равно не спрятать. Я попытался разузнать у следователя, у оперов того района. Причастность Алины Игониной к смерти Максима Валовича не рассматривалась. То есть совсем ничего, наводящего на эту мысль. Платка на трупе тоже не было, если ты хотел спросить.