Резкий звон, словно колокол. Бешеное вращение – верх = низ, низ = верх, крутит, швыряет из стороны в сторону вверх-вниз, незакрепленные предметы летают, я тоже. Легкие пусты. Так это смерть, думаю я, если думаю. Могут ли мертвые думать? Голову кольцом сжимает боль, все мысли стерты. Корпус трещит от килевой качки > крен вниз > остановка, корпус вибрирует. Рев двигателей, руль сломан, свободно болтается, визг двигателей, запах горящего масла вдруг я понимаю, что жив и должен заглушить двигатели, но двигатели глохнут сами. Провал. Боеголовка не взорвалась. Кайтэн отскочила от корпуса = бамбуковое копье от стальной каски. Прицел перископа порезал лицо, сломал нос. Прислушался к звукам с поверхности. Попытался взорвать тротил вручную, бил по корпусу гаечным ключом. Оторвал ноготь. От удара сломался хронометр. Минуты или часы, не могу сказать. Чернота в перископе ё теперь голубизна. Фляжка с виски. Выпью, положу эти страницы во фляжку. Такара. Послание в бутылке в брюхе мертвой акулы. Ты знаешь эту песню, Такара?

Трупы плывут, вздутые трупы.

Трупы покоятся в бездне морской,

Трупы почили в горных лугах,

Мы умрем, мы умрем, умрем за императора

И никогда не посмотрим назад.

Покоюсь в бездне морской. Воздух заканчивается. Или мне кажется, что заканчивается. Уже? Меня могут найти ныряльщики – тайфун раскачает меня и вытолкнет на берег – останусь здесь навсегда. Кайтэн – это не путь к славной смерти. Кайтэн – это урна. Море – могила. Не вините нас, тех, кто умер задолго до рассвета жизни.

* * *

– Безнадега,– отвечает женщина, и это не Аи. Уже за полночь, но, кажется, мой звонок ее скорее забавляет, чем злит. У нее сильный акцент уроженки Осаки.– Очень жаль.

– А могу я спросить, когда госпожа Имадзё должна вернуться?

– Спросить-то можешь, но отвечу ли я – это другой вопрос.

– Когда госпожа Имадзё вернется? Пожалуйста!

– А теперь главная новость сегодняшнего вечера: Аи Имадзё призвана в родовое гнездо в Ниигате и отчаянно надеется, что ей удастся возобновить переговоры, которые зашли в тупик. Когда репортеры спросили непокорную госпожу Имадзё, как долго продлится саммит, нам было сказано: «Столько, сколько понадобится». Оставайтесь с нами!

– Значит, несколько дней?

– Теперь моя очередь. Ты – тот парень-каратист?

– Нет. Парень, который бьет головой.

– Тот самый. Приятно наконец услышать твой бесплотный голос, каратист. Аи называет тебя парнем, который бьет головой, но, по-моему, каратист звучит лучше.

– Э-э, не уверен. Когда Аи вернется, не могли бы вы…

– От своей бабушки я унаследовала способность к телепатии. Я знала, что это ты звонишь. Ты не хочешь узнать, кто я?

– Вы, вероятно, та осторожная и застенчивая девушка, с которой Аи снимает квартиру?

– В яблочко! Итак. На этот раз Аи встречается с нормальным человеком, или ты еще один гремлин-психопат?

– Не то чтобы встречается…– Я заглатываю наживку.– «Гремлин-психопат»?

– Точно. Восемьдесят процентов поклонников Аи делают успешную карьеру в производстве фильмов ужасов. Последний был Тварь из Черной лагуны[121]. С перепонками на лапах, шлепающий, влагонепроницаемый, ловил мух кончиком языка. Звонил в полночь и квакал до рассвета. Водил «вольво», носил блейзеры, раздавал диски с мадригалами собственного исполнения и бесплатно делился фантазиями, когда Аи просила сказать, что ее нет дома. Они с Аи поженились бы в токийском Диснейленде и отправились бы в путешествие по Афинам, Монреалю и Парижу вместе со своими тремя сыновьями, Делиусом, Сибелиусом и Раскидайчиком. Однажды позвонила его мать – она хотела узнать телефон родителей Аи в Ниигате, чтобы начать переговоры о браке напрямую с производителем. Нам с Аи пришлось немного присочинить и сказать, что ее друг сидит в тюрьме за то, что чуть не придушил ее предыдущего поклонника.

– Обещаю, что моя мать никогда не позвонит, но…

– Когда-нибудь работал в пиццерии, каратист?

– В пиццерии? А почему вы спрашиваете?

– Аи говорила, что с завтрашнего дня тебе нужна работа.

– Это правда, но я никогда не работал в пиццерии.

– Не беспокойся. С этим и шимпанзе справится. В самом деле, когда-то у нас работало много этих пушистых лесных обитателей. Время паршивое – с полуночи до восьми утра,– на кухне жара, как на солнечном ядре, но за ночную смену хорошо платят. Это в центре – «У Нерона», напротив кафе «Юпитер», где имел место легендарный удар головой. Плюс к тому ты будешь работать со мной. Аи говорила, как меня зовут?

– Э-э…

– Конечно же, обо мне она думает в последнюю очередь. Сатико Сэра. Как в «Che Sara, Sara[122], как там дальше, ли-ла, ли-ла». Ну, почти. Сможешь начать завтра вечером? В понедельник?

– Я не хочу отговаривать вас дать мне работу, которая мне так нужна, госпожа Сэра, но, может быть, вы захотите сначала познакомиться со мной?

Сатико Сэра говорит замогильным голосом:

– Эйдзи Миякэ, наивный сын Якусимы… Я все о тебе знаю…

* * *

– Господин Миякэ? – Я вхожу в чайный зал «Амадеус», и метрдотель перестает перебирать пальцами. Брови дугой: суть искусства метрдотеля – в умении правильно двигать бровями.– Пожалуйста, следуйте за мной. Цукиямы ждут вас.

Цукиямы? Неужели дед убедил моего отца прийти сюда вместе с ним? Народу больше, чем в прошлый раз,– поминки, многие посетители в черном,– и мне трудно сразу найти двух мужчин, пожилого и средних лет, похожих на меня. Поэтому, когда дворецкий отодвигает стул за столиком, где сидят женщина и девушка моих лет, я уверен, что он ошибся. Он бровями говорит, что ошибки нет, и я стою с глупым видом, а дамы оценивающе на меня смотрят.

– Прикажете принести еще чашку, мадам? – спрашивает метрдотель.

Женщина отсылает его со словами:

– Естественно, нет.

Девушка в упор смотрит на меня – ее взгляд говорит: «И это дерьмо до сих пор не согнулось пополам?» – в то время как моя память ловит сходство… Андзю! Круглолицая, с короткими подкрученными волосами, хмурая Андзю. У нас с ней одинаковые брови перышком.

– Эйдзи Миякэ,– говорит она, и я киваю, будто это был вопрос– Ты жалкое, бесстыдное ничтожество.

Вдруг я все понимаю. Это моя сводная сестра. Моя мачеха трогает пальцем бронзовый чокер[123]у себя на шее – он такой широкий и толстый, что выдержал бы удар топора – и вздыхает.

– Постараемся сделать эту встречу как можно более краткой и безболезненной. Садитесь, господин Миякэ.