Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего я признавать не обязан. Просто он смылся раньше, чем успел подставить всех нас.
– Старый дурак – всем дуракам дурак. Я не стал спорить. Она выиграет любой спор, просто пережив меня. И я сменил тему:
– Тебе до сих пор кажется, что ты становишься сильнее?
Уже давным-давно она почти не могла красть у Кины магическую силу. Но еще раньше ей удавалось воровать столько, что она сравнялась с Душеловом. По ее мнению, красть стало почти нечего именно после того, как Гоблин ранил богиню.
И мне казалось вполне логичным, что возвращение Гоблина в роли орудия Кины означает, что магический источник снова доступен. Но я ошибся. Он стал доступен лишь после того, как Гоблин и девушка обосновались в Роковом перелеске.
– Сила возвращается. Мало-помалу. – В ее голосе прозвучало нетерпение.
– Я уже могу показать парочку балаганных фокусов. – По ее меркам это означало, что она пока способна лишь уничтожить деревушку, просто щелкнув пальцами. – Надо подобраться поближе и проверить, поможет ли это.
Я не стал развивать эту тему, потому что чувствовал: Госпожа взволнована. Она хорошо скрывала волнение, но если дать ей волю, она с ума меня сведет разговорами о том, в чем я совершенно не разбираюсь.
Да и я мог отплатить ей той же монетой, заведя разговор или о своих теориях болезней, или об истории Отряда.
Наш брак определенно заключен на небесах.
– Как ты считаешь, не отыскать ли нам Ревуна после похорон? – спросил я. – И проверить, не заставила ли его моя идея работать над коврами быстрее.
– Если ты дашь ему сейчас то, что он хочет, ему незачем будет оставаться с нами.
– Да куда ему бежать?
– Он найдет куда. И всегда находил. А затем его путь каким-то образом всегда пересекался с нашим.
– Тогда надо на него надавить, чтобы он сделал два или три ковра. А пока он этим занимается, ты можешь вертеться рядом и изображать ученицу, сестричка Шукрат.
– Ага! Ни за что! Он противный. И воняет. И еще у него больше рук, чем у этих четырехруких гуннитских богов.
– Он же коротышка, – вставил Тобо, сидя на стуле, который принесли для него, чтобы он смог отдохнуть между церемониями. – Возьми и отшлепай его.
– А может, он только этого и хочет?
– Найди кого-нибудь, чтобы таскал меня, и я отправлюсь с тобой, – сказал Тобо Шукрат. – Ревун рядом со мной нервничает. Костоправ, а как мы станем его называть, если Шевитья излечит его от воплей?
– Думаю, Вонючка вполне подойдет. Пламя погребальных костров взметнулось выше. Тобо перестал обращать на меня внимание. Я тоже замолчал. Настало время прощаться, старина. Тай Дэй и Дой никогда не произносили отрядной клятвы, но в душе были нашими братьями. И истории их жизни уже вплетены в гобелен наших Анналов.
Дрема всегда воспринимала безделье как пустоту, требующую наполнения. И она ни за что не позволила бы десяти тысячам мужиков бить баклуши, если не считать часа-другого на ежедневные тренировки.
А ведь всего в паре миль от нас находился запущенный лес, отчаянно нуждающийся в очистке.
Если выпустить в такой лес толпу солдат и заставить их работать от опушки к центру, не пропуская даже мельчайших прутиков и хворостинок, то можно развести огромные костры. К вечеру второго дня весь горизонт заволокло дымом.
Дрема буквально заставляла Гоблина и девушку продемонстрировать, на что они способны.
Я сомневался в мудрости подобного решения. Дрему вовсе не впечатлял тот факт, что внутри Гоблина затаился кусочек Кины. А Кина не зря заслужила репутацию гнусной твари.
Но командовал Отрядом не я. Да, я мог советовать, но не мог заставлять кого-либо подчиняться. И на все мои опасения Дрема ответила лишь одной из своих загадочных улыбок.
– Ты готов лететь? – спросила Госпожа. – Ревун уже сделал ковер.
– Ты торопишься?
– Сам же говорил, что ей осталась неделя. А это было три дня назад.
– Верно, говорил. А ковер большой?
– Места хватит.
– Я серьезно. На нем должны разместиться шестеро.
Несколько секунд Госпожа изумленно молчала.
– Я даже спрашивать не стану, – наконец проговорила она. – Нет, задам только один вопрос: кто?
– Ты и Душелов. Ревун. Громовол. И Аркана, если захочет.
– Все еще играешь в игрушки, дорогой?
– Это не игрушки. Это прогресс. Когда убили Магадана, мы потеряли наиболее многообещающего из парней. Для него это стало неудачным ходом в карьере. А Громовол столь же бесполезен, как вымя у быка. Еще немного, и я бы его убил. Но если мы вернем его старым Ворошкам, которых Шевитья держит у себя на коротком поводке, то можем заработать пару очков в свою пользу.
Она нахмурилась.
– Хоть ты и была мастером манипуляций в огромной империи… – Она указала на меня пальцем, и невидимая игла начала сшивать мне губы. Да, к ней точно возвращается сила. – Тогда я просто объясню, хорошо?
– И это человек, за которого я вышла! Чушь собачья. Но спорить я не стану.
– Так вот, два самых главных Ворошка сейчас заперты на равнине. Насколько нам известно, дома у них больше нет. Точнее, это известно со слов Шевитьи. У них нет будущего, им некуда идти. И явное проявление доброты может пополнить наши ряды двумя тяжеловесами – в самый подходящий для этого момент.
– Ты злодей.
– Стараюсь. Схожу-ка я подую Аркане в ушко.
– Только попробуй – и утром проснешься, гадая, откуда у тебя фингал под глазом.
Так-так… Похоже, это объясняет кое-какую недавнюю раздражительность. Ее. Мою же вызывало тупоголовое упрямство тех, кто упорно старался меня стреножить. Это совсем другие пироги.
И я пошел подуть Аркане в ушко. Словесно.
* * *
– Громоволу я выбирать не дам, – поведал я Аркане. – Возможно, для меня это шанс помириться с его папашей. И это единственная польза, которую можно выколотить из этого идиота. Если я оставлю его здесь, то он со временем выкинет нечто еще более тупое и идиотское, чем уже натворил. А тебе я уже говорил, что занимаюсь своим делом давно. И когда натыкаешься на такого кретина, как Громовол, то нужно искать способ, как его использовать. Или сразу убить. А я к старости стал сердобольным.
Скептическое выражение на лице Арканы тут же поведало, насколько удачно я впарил ей свою сказочку.
– А ты особая. И у тебя есть выбор. Если хочешь, можешь вернуться к своим. Или прокатиться к ним в гости, а потом вернуться с нами. Или сразу остаться здесь и никуда не лететь.
– О, я полечу. Не могу упустить такую возможность. А когда прилетим, тогда я и решу, что еще мне нужно сделать.