об этом не желала. А что потом? Меня в отставку, а сама ударилась в загул. Наряжалась, как девчонка, и оттягивалась мало не покажется. Все то самое, что ненавидела во мне! Она лгунья. Просто сраная лгунья.

– А может, она была одинокой женщиной среднего возраста, просто желавшей пожить в свое удовольствие? – возразила Уайт. – Без вас, потому что устала за вами прибирать.

– Идите к черту! – рявкнул Дэвидсон.

– В ту ночь вы пришли сюда, намереваясь ее убить? – спросил Декер.

Дэвидсон покачал головой.

– Я вам не говорил, но в тот день я ей звонил с телефона Тайлера. На мой номер она не ответила бы. Когда Тайлер сказал, что мамочке нужна охрана, я правда встревожился. Вот тогда-то она мне и сказала, что все это херня. Что на самом деле трахается с тем мужиком. Так она и сказала – «трахаюсь с мужиком». По сути, сказала, чтобы я нажрался говна и сдох, и повесила трубку. Так что я решил прийти ночью и узнать, что происходит на самом деле.

– Вы видели людей, убивших Дреймонта? – спросил Декер.

– Нет. – Дэвидсон покачал головой. – Когда я подоспел, на дорожке стояла чужая машина. Задняя дверца была открыта. Я вошел – и нате вам! Сначала я подумал, что они занимаются этим прямо на полу. Она была едва одета. Потом увидел кровь и понял, что случилось что-то скверное. Собирался ей помочь. Вызвать копов. Но она, увидев меня, начала на меня орать, обвиняя меня в его убийстве. Потом наговорила обо мне целую кучу гадостей, и тогда до меня дошло, что она вообще никогда меня не любила по-настоящему. И тут у меня снесло крышу. Я схватил нож из ящика стола на кухне и… погнался за ней на второй этаж. И… сделал то, что сделал. Потом приладил ей повязку на глаза, написал слова на листочке и оставил у нее на груди.

– «Вещь говорит сама за себя»?

– Она то и дело употребляла это выражение в отношении меня. Всякий раз, как что-то шло не так, она винила меня. Та налоговая загвоздка? Просто недоразумение. Но нет, она это восприняла не так. Res ipsa сраный loquitor. Вечно тыкала мне этим в глаза. О, что-то пошло наперекосяк? Должно быть, Барри. Эта сраная штука говорит сама за себя.

– Вы прибегли к уловке с голосовой заметкой, чтобы организовать себе алиби. Вы в самом деле пришли не затем, чтобы ее убить? – справилась Уайт.

– Клянусь, что нет. В душе… в самом дальнем закоулке души я верил, что могу, ну, не знаю, поладить с ней в ту ночь… Может, снова сойтись…

Крайняя абсурдность этого замечания заставила Декера и Уайт переглянуться.

– В доме не было ваших отпечатков пальцев, Барри, – поведал Декер. – Отпечатков ног тоже. Отпечатков не было и на листочке, который вы оставили с юридической формулировкой. Никаких отпечатков на платке, которым вы завязали ей глаза. Вы унесли нож, которым убили ее, а вероятно, и ручку, которой написали записку. Для человека в трансе вы были чертовски осторожны.

– Я… я смотрю полицейские сериалы. Я воспользовался другим ее платком, чтобы не оставлять отпечатков. Взял его, нож и ручку с собой. А потом выбросил все это в океан.

– А следы ног? – поинтересовалась Уайт.

– Выходя, разгладил ковер и платком вытер отпечатки с паркета.

– Я думаю, вы пришли туда с намерением убить ее, Барри, – заявил Декер.

Дэвидсон поднял на него глаза.

– Она умоляла меня, знаете ли. Всегда такая уверенная в себе, такая правая в каждой мелочи, на четвереньках умоляла меня не делать этого, не делать ей больно. Но слишком поздно. А раз начав… я уже не мог остановиться. А потом просто смотрел, как она там лежит. – Прервавшись, он подавил всхлип. – И… и, может быть, я пришел туда, чтобы сделать ей больно. Но… когда все было кончено, я не мог поверить в то, что сделал. Как будто это сделал кто-то другой.

– Зачем вы завязали ей глаза? – спросила Уайт.

– Чтобы… я подумал, что копы решат, что ее убили за то, что она судья. Знаете, правосудие должно быть слепо, но на самом деле это не так… Я думал, что это собьет всех с толку, тем более что она всем говорила, будто нуждается в охране.

– Значит, опять же, вы мыслили настолько ясно в тот момент? – произнес Декер, бесстрастно глядя на того. – Пытались отвести подозрение от себя?

– Я… я не знаю, что думал. Я был напуган. Я же только что убил Джулию, ради всего святого!

– Возможно, вы и были напуганы постфактум, из-за того, что вы наделали. Но Джулия, должно быть, была в ужасе. Вы ударили ее ножом десять раз, Барри. Вы отняли мать у собственного сына, притом самым зверским способом из возможных.

Взяв себя в руки, Дэвидсон сказал:

– Но Тайлер не имеет к этому никакого отношения. Я скажу что угодно, подпишу что угодно, но только если моему сыну ничего не будет. Я погубил почти все, но перед ним еще целая жизнь, и он получит шанс ее прожить. Если вы не можете мне этого обещать, тогда я буду все отрицать и биться с вами в суде, как черт.

Уайт поглядела на Декера, а тот не сводил глаз с Дэвидсона.

– Думаю, мы можем вам это обещать, – негромко промолвил он. – Должно быть, вы были шокированы, узнав, что ваш ствол использовали для убийства Лансер и Дреймонта.

– «Шокирован» – слишком слабо сказано, – вяло промямлил тот.

– Вы пришли туда с пистолетом в ту ночь, чтобы покончить с собой? – спросил Декер.

– Я думал, что, если сделаю это там, где убил ее, это может… не знаю… как-то уравнять счет.

– Это так не работает, – отрезала Уайт.

– Вам надо говорить Тайлеру то, что я только что вам сказал? Я… я не думаю, что смогу с этим жить.

– Не уверен, что и он сможет, Барри, – ответил ему Декер. – Но, думаю, я знаю, как лучше взяться за это. Лучше для него, не для вас.

Глава 95

– Разве ты не должен быть на уроках? – крикнул Декер Тайлеру.

Он стоял, опершись на ограду футбольного поля, и смотрел, как парень в полнейшем одиночестве делает пробежки на пас.

– Методический день. Решил, что могу поупражняться.

Приблизившись к Декеру, Тайлер утерся полотенцем, достав его из сумки.

– Вам известно, что моего папу отпустили, правда?

– Ага, слыхал.

– Я же вам говорил. А вы не слушали. А теперь наш сосед сказал то же самое.

– Правильно. Можно у