– Ну и мужики пошли… Что, другой работы нет?! Я бы тудаи за миллион долларов не пошел. Да чтобы мне баба деньги платила за секс!

Я посмотрела на Гошу и улыбнулась.

– Никогда не говори никогда. В мой гарем очень тяжелоустроиться. Конкурс двадцать человек на место, и отбор очень строгий.

– Петрович, смотри, как она лихо бордель в гаремпереименовала, – опять захлопал глазами Гоша. При этом он сильнопокраснел, и у меня было такое ощущение, что еще немного – и он простовзорвется от возмущения, ну просто разлетится с треском на мелкие части, и все.

– У меня гарем, – сказала как отрезала я.

– Ага. Она баба умная. Не подкопаешься. – Гошанепроизвольно открыл рот и, по всей вероятности, совершенно не знал, что емуделать, то ли ухмыляться, то ли возмущаться. – Это ж надо придумать такое…Гарем… Она или восточных книг начиталась, или фильмов каких насмотрелась.

Петрович рассмеялся и пристально посмотрел мне в лицо.

– Уважаемая Светлана, боюсь, что твой бизнес натерритории нашего города закончился. Ты должна знать, что на чужой территорииникто не может рубить бабки без риска. Ты баба рисковая, но жадная. Лучше бы тысидела в своей Москве, жила скромно и скидывалась на пару гамбургеров вместе скакой-нибудь подружкой.

– Я никогда не скидывалась на гамбургеры.

– Это я образно говорю.

– А я образно отвечаю. Да и подруги у меня нет… Онаумерла.

– Это не имеет значения. Хотя жаль. Тебе некому будетписать письма из тюрьмы. Сегодня же мы сдаем тебя ментам. Тебя вместе с этимифотографиями. Мы будем надеяться, что правосудие обязательно восторжествует итебя накажут по заслугам.

– Что вы от меня хотите?! – наконец-то врубиласья. – Денег?

– Нет, – замотал головой Петрович и вновь закурилсвою трубку.

– А что?

Петрович нахмурился и заговорил слишком серьезно и слишкомжестко:

– Послушай ты, эдакая укротительница мужчин и яраязащитница одиноких женщин, я даю тебе ровно двадцать четыре часа, чтобы тыуспела убраться из нашего города. Через несколько минут сюда приедет нотариус ипривезет уже подготовленные документы. По этим документам ты переписываешь весьдом вместе со всем своим имуществом на меня, в вечное, пожизненное пользование.Берешь своего психа слугу и свои бабьи манатки, садишься в свой кабриолет икатишь в свою Москву. В противном случае я прямо сейчас вызываю наряд милиции иотдаю тебя на расправу как ментам, так и родственникам покойного. Егородственники очень влиятельные люди, и они не пожалеют никаких денег, чтобыупечь тебя на зону, а по возможности отправить на тот свет.

– Но почему?!

– Никаких вопросов и никаких ответов, я сказал!

В этот момент в комнату вошел седовласый мужчина с чернойпапкой в руках. Сев рядом со мной, он раскрыл ее прямо перед моим носом ипротянул мне ручку.

– Я нотариус Соловьев. Перед вами дарственная. В нейговорится, что вы совершенно безвозмездно передаете свой особняк вместе снаходящимся в нем имуществом в полное распоряжение сидящему напротив васгражданину Кубрикову Александру Петровичу. При заключении этой сделки вы находитесьв здравом уме и твердой памяти. Действуете совершенно добровольно, безкакого-либо насилия и давления со стороны. Ваша психическая вменяемостьпроверена. Мы узнали данные вашего паспорта, поэтому они все вбиты в договор.Тут нет ни единой ошибки. Вы должны поставить свою подпись на несколькихдокументах. Вот здесь распишитесь, пожалуйста.

– Я не буду. – Я отодвинула папку и швырнула напол ручку.

– Почему?

– Потому что я ничего никому не дарю.

– Тогда я отдам тебя на расправу милиции, – злобнооскалился Петрович и пододвинул ко мне папку поближе.

– Но ведь это нечестно. Это шантаж.

– Пиши, сука, и не разговаривай.

Петрович достал из кармана пиджака пистолет и направил егона меня.

– Пиши, сука. Пиши. А то я стреляю. Я навел справки. Утебя двое маленьких детей. Расправиться с ними мне тоже не составит особоготруда.

Мои глаза стали заливать слезы, и я наклонилась для того,чтобы поднять ручку. Я не знала, сколько времени я поднимала эту ручку, но мнеказалось, что целую вечность. В комнате воцарилась тишина. Я сидела с опущеннойголовой и с точно такой же опущенной рукой… и просто тянула время. Я знала, чтосейчас меня просто недооценивают, что я должна что-то сделать и что-топредпринять… Я должна изменить ситуацию и по возможности повернуть ее вобратную сторону… Я должна…

А затем… Затем раздался какой-то странный звук…

Такой громкий и такой звонкий… Я вскинула голову и увиделастоящего в дверном проеме Зию. Зия держал пистолет и смотрел на всехнаходящихся в комнате людей каким-то безумным взглядом…

Я была не готова к такому повороту событий и даже слегкавскрикнула. Я вскрикнула оттого, что я не ожидала встретить тут Зию, и оттого,что на пол с грохотом упал Петрович. Видимо, пуля попала ему именно в голову,потому что в его голове показалось пулевое отверстие, из которого сталасочиться алая кровь…

Я смотрела на лежащего на полу Петровича глазами, полнымиужаса, и не верила в реальность происходящих событий. Петрович имел крайненеприятный вид и не вызывал ничего, кроме жуткого ужаса и невероятногоотвращения. Наглядный пример Петровича доказывал, что не стоит надеяться насобственную неуязвимость, потому что по-настоящему неуязвимых людей не бывает,какими бы они ни были, чем бы они ни занимались и на какой бы социальнойступеньке в обществе ни стояли.

Мы все смертны, и мы все живем в одном большом доме, которыйсделан из тонкого стекла. А сидеть в стеклянном доме и бросать камни в других,проходящих мимо людей очень даже опасно… Умирают все, от самых обычных до самыхкрутых, не исключая даже воров в законе…