Внезапно из прострации меня вывел какой-то шум около выхода из самолета. Сперва громко звякнуло железо, затем завизжали стюардессы, а после по салону волной за громкими шагами покатились громкие ругательства… И только когда шаги замерли около моего последнего ряда, я наконец перестала рассматривать ногти и растерянно перевела взгляд к эпицентру скандала… Вот тогда сердце упало в самые пятки!

Роберт стоял в том самом костюме, что я видела утром. Это казалось странным, ведь, как мне казалось, прошло не меньше года. Его грудь быстро поднималась и опускалась то ли от быстрого бега, то ли была как-то взаимосвязана с полным ярости лицом. Отсутствие верхней одежды на нем почему-то покоробило и натолкнуло на мысль, что он, видимо, все же прогулял собрание директоров. Тем не менее рассмотреть мужчину более детально не удалось, ведь стоило мне попытаться открыть рот, как он перестал оценивающе проходиться взглядом по моему телу, словно оживившись, в два счета отстегнул меня от кресла и, не спрашивая, подхватил на руки.

Страх смешался с облегчением, ведь такие родные, крепкие руки, тепло, исходившее от его тела, говорили, что не все еще потеряно, и было страшно нарушить такую идиллию своим голосом.

Не знаю, как у него вышло так быстро и ловко провернуть подобную махинацию с беременным слоником, но уже через несколько минут Роберт посадил меня на заднее сидение своего джипа и, тут же сев напротив, холодно отдал приказ водителю выйти, словно тот был не человек, а некое бездушное создание.

Я никак не ожидала, что Роберт внезапно пододвинется на самый край сидения и, устроившись у меня между ног, дабы удобнее было захватить мое лицо в свои теплые ладони, эмоционально, словно от этих слов зависела его дальнейшая жизнь, прошепчет:

– Ты даже не представляешь, чего мне это стоило!

Глядя в его темные глаза, я все никак не могла понять, о чем мужчина говорит. Его пальцы тем временем изучающе поглаживали мои скулы, губы, глаза… Словно видели и чувствовали впервые, пока глазами Роберт пытался поглотить каждый кусочек моего лица, жадно, властно, не желая отвлекаться на внешний мир и на тот факт, что мы до сих пор находимся на взлетной полосе.

– Да, думаю, за остановку самолета тебе светит огромный штраф. Я вообще не представляю, как ты этого добился… И главное, зачем? – сделала я логичное умозаключение и почувствовала, как что-то болезненно сжалось в груди от такого ужасного предположения… Неужели сейчас он хочет поговорить именно о своих материальных вложениях?!

– Что?! – жестко протянул он таким тоном, будто я сказала самую большую глупость, на которую была горазда. Пытаясь угомонить сбивчивое дыхание и безумный пульс в ушах, все же заглянула мужчине в глаза и поразилась гамме эмоций, которые ворохом сменяются одна на другую, не давая зацепиться за что-то одно… И только его хриплый, надрывный голос, пробирающий до дрожи в коленках, открыл мне его истинные мысли: – Что ты, черт побери, такое несешь? Ты даже не представляешь, чего мне стоило в прошлый раз сесть в тот гребаный самолет и дать тебе время… Ты так часто просила свободы, что я просто не мог не дать ее тебе! Ты бы возненавидела меня через год совместного проживания… Ты даже не представляешь, как тяжело дались мне те три месяца, когда я мог узнавать о тебе только через охранника, всеми силами пытаясь не нарушать твои границы! А потом ты вернулась… – в этот момент Роберт заглянул мне прямо в глаза, словно давая время осознать сказанные им слова и понять, что, по его мнению, я никак понять не могла. – Я знаю, ты бы не приехала в Нью-Йорк, если бы точно не была уверена, что хочешь прожить эту жизнь со мной. Я вижу это каждый день в твоих глазах… Что тогда? Что заставило тебя сесть в этот гребаный самолет сегодня?!

Голова шла кругом от внезапной откровенности мужчины, из которого вытянуть лишнее слово дорого стоит! Между тем, я чувствовала себя безумно виноватой, и причин этому было немеряно. Только вот сперва нужно было выяснить один немаловажный факт…

Собравшись, я натянула маску серьезности и, тяжело выдохнув, аккуратно убрала руки мужчины со своего лица, наблюдая за тем, как некая безысходность медленно заслоняет все другие эмоции в его глазах, поэтому все же не стала отгораживаться слишком сильно и отчаянно сжала его ладонь, прежде чем безэмоционально заявить:

– Я знаю, что ты забронировал номер для молодоженов на вечер! – Шаворский на минуту замер, а затем непонимающе уставился на меня, словно ожидал длинного объяснения, а это была лишь предыстория: – А еще я знаю, что ты заканчиваешь работу в два часа дня! – новая порция недоумения – и вот уже мое лицо залилось краской, прежде чем я задала решающий вопрос: – Скажи, у тебя есть любовница? Я хочу снова тебе сказать, что ты ничего мне не должен только потому, что я беременна. Ты не обязан портить себе жизнь моим в ней присутствием. Ты не должен что-то придумывать, скрываться… Потому что жизнь одна и мы с девочками превратим ее тебе в ад.

Молчание длилось долго. Настолько долго, что я почувствовала жжение в легких от долгой задержки дыхания, а еще… мне было неуютно под его взглядом, будто высчитывающим, насколько я чокнулась – стоит ли везти меня в психиатричку сразу или можно перед этим попытаться поговорить.

– Окей, я попытаюсь списать все это на беременность… – сквозь зубы прошипел Роберт скорее себе, чем мне, и, прежде чем снова позвать водителя в машину, мертвой хваткой вцепился мне в шею и с некой угрозой в голосе прошептал прямо в губы: – Я уже понял, что сюрпризы ты не любишь, но у доктора тебе обследоваться все же нужно. Блядь, ты сейчас лишила меня пары лет жизни, понимаешь это?! И запомни раз и навсегда: ты уже приняла решение, приехав ко мне, и я не позволю твоим гормонам все испортить. Ты моя – и больше не сбежишь! Запомни! Не запомнишь сама – сделаю тату! На лбу! – стоило водителю вернуться на место, как мужчина тут же пересел на сидение рядом со мной и, крепко сжав руку, будто я намеревалась куда-то сбежать, задал направление: – В медицинский центр планирования семьи «Браун и партнеры».

Всю дорогу я молчала. Отчасти мне было стыдно за свое поведение, а с другой стороны, я снова ничего не поняла. И хоть мне и вправду хотелось списать все на интересное положение, червячок внутри продолжал грызть огромный сухарь недопонимания.

Роберт тоже молчал, но раздражение, эмоциональное возбуждение и злость чувствовались буквально физически. Его рука так сильно сдавливала мою, что, когда машина наконец остановилась и Шаворский все же позволил расцепить мертвую хватку, буквально перестала ощущать ладонь на несколько минут.

– Ты пойдешь со мной на осмотр? – от моего удивленного голоса брови Роберта насупились еще больше, и тот, снова подхватив меня под руку, быстро потащил внутрь: – Просто ты постоянно работаешь…

– Если ты не забыла, это и мои дети тоже! – практически выплюнул мужчина, буквально заталкивая меня в лифт. Но прежде, чем он доехал до нужного этажа, нетерпеливо повернул меня к себе и, отчеканивая каждое слово, сказал: – Хотя нет, беременности все же мало, чтобы выкинуть подобное. Потом жду от тебя подробных объяснений.

Сдержаться и не закатить глаза оказалось выше моих сил, и факт, что Роберт не шутит, только усугублял сложившуюся ситуацию.