Холодный пот покрыл мое чело.

Чего страшился я?

В. Шекспир

В тот же час вечером за дверью послышались шаги, заскрежетал тяжелый засов, дверь открылась, и на пороге появились вчерашние тюремщики. На него снова был наброшен плащ, и его вывели из камеры. Он слышал, как за ним, словно навсегда, захлопнулась дверь. В эту минуту он вспомнил слова монаха, когда тот показывал ему кинжал, и Винченцо был рад, что не изменил себе и не пошел на уступку. Он даже приветствовал бы теперь наказания, ждущие его, ибо был горд тем, что устоял и не согласился обвинить Скедони в том, что не смог бы сам доказать.

Не видя, куда его ведут, он по длине коридоров, количеству поворотов и ступеней проверял, ведут ли его той же дорогой, что и вчера. Когда внезапно один из стражников, чтобы предупредить его, сказал: «Ступени!» — он почему-то обрадовался, что услышал хотя бы одно слово за весь этот долгий путь с завязанными глазами. Он считал ступени, чтобы проверить, идет ли он тем же путем, что накануне, но, достигнув конца лестницы, почему-то решил, что нет. То, что ему сразу завязали глаза, тоже говорило, что ведут его новой дорогой и в новое место. Они шли долго, то поднимаясь по лестницам, то спускаясь, а он все считал ступени. Потом его вдруг удивило, что его шаги так гулко звучат в пустоте, а шагов тюремщиков более не слышно. Он понял, что передан стражам инквизиции. Окружавший его воздух был тяжел от сырости и липок, как туман. Ему вспомнились слова монаха о встрече в камере смерти.

Наконец они остановились, и Винченцо услышал три удара жезлом в кованую дверь. За нею послышался голос, и дверь отворилась. По повторяющемуся скрипу дверных петель он понял, что проходит через одну за другой двери, и ему показалось, что его ведут в ту же залу суда, где он был накануне. Снова три стука жезлом в дверь, и он почувствовал, что дышать стало легче. Он понял, что оказался в просторном помещении, ибо шаги его отдавались здесь гулким эхом.

Снова голос велел ему подойти поближе. Следовательно, он опять предстал перед судом. Голос принадлежал главному инквизитору.

— Винченцо ди Вивальди! Назовите полностью свое имя. На вопросы отвечайте кратко, точно и без утайки, под страхом наказания.

Как и предсказывал монах, суд начал дознание с вопроса, что ему известно об отце Скедони. Когда же Винченцо поведал суду все, что он накануне рассказал незнакомцу, последовало замечание судьи, что он не все рассказал о Скедони, ибо знает о нем гораздо больше.

— Я более ничего не знаю, — защищался юноша.

— Вы уклоняетесь от ответа, — прервал его судья. — Расскажите все, что слышали о нем, и помните о клятве, которую вы здесь дали: говорить правду.

Винченцо подавленно молчал. Громовым голосом судья снова напомнил ему о клятве.

— Я не нарушил клятву, — наконец произнес он. — Прошу вас, поверьте мне. То, что я могу рассказать вам, не является для меня бесспорным, и за достоверность этих фактов я не могу поручиться.

— Говорите правду, — вдруг услышал он чей-то голос, но это не был голос кого-то из судей. Винченцо вдруг показалось, что эти слова произнес монах, его вчерашний посетитель. После недолгой паузы Винченцо рассказал суду все, что узнал от незнакомого ему монаха, — о семье Скедони и его пребывании в монастыре под видом монаха, однако он умолчал об отце Ансальдо и странной исповеди. Винченцо закончил тем, что снова повторил, что ничем не может подтвердить достоверность того, что только что рассказал.

— Из какого источника вам стало это известно? — незамедлительно последовал вопрос судьи.

Винченцо молчал.

— Я спрашиваю вас, из какого источника? — грозно повторил судья.

После минутного колебания Винченцо наконец решился:

— То, что я расскажу вам сейчас, святые отцы, настолько невероятно…

— Остерегитесь! — услышал он у самого уха голос и, узнав его, смешался и не закончил фразу.

— Назовите источник, — требовал судья.

— Не знаю, — растерянно произнес юноша.

— Вы уходите от ответа.

— Я протестую, ваше преосвященство, ибо я действительно не знаю ни имени, ни сана того, кто мне это рассказал. Я никогда не видел его до того, как он поведал мне об этом.

— Остерегитесь! — снова негромко, но настойчиво произнес голос на ухо. Винченцо вздрогнул и невольно обернулся, забыв, что у него завязаны глаза.

— Вы сказали, что могли бы рассказать нам нечто невероятное, — напомнил ему главный судья. — Не означает ли это, что вы тоже ждете от суда каких-либо неожиданных решений, как, например, снисхождения?

Гордый юноша был оскорблен подобным позорящим его предположением, однако не пожелал даже опровергать его.

— Почему вы не предлагаете им вызвать в суд священника Ансальдо? — шепнул ему голос. — Вспомните, что я говорил вам.

Винченцо даже вздрогнул от негодования и наконец отважился:

— Мой осведомитель, святые отцы, стоит рядом со мной. Я узнал его голос. Задержите его! Это очень важно.

— Чей голос? — переспросил судья. — Здесь звучал лишь мой голос.

— Нет, голос того, кто стоит рядом со мной! — взволнованно воскликнул Винченцо. — Он говорил очень тихо, но я узнал его.

— Вы или хитрите, или потеряли рассудок от страха, — заключил главный судья.

— Рядом с вами нет никого, кроме стражей инквизиции, — заметил член суда. — И они ждут, когда смогут выполнить свои обязанности, если вы откажетесь отвечать на наши вопросы.

— Я настаиваю на своем утверждении и прошу развязать мне глаза, чтобы я мог указать вам на моего недруга, — требовал Винченцо.

После долгого совещания суд удовлетворил его просьбу. Повязка с его глаз была снята, но никого, кроме стражей, рядом с ним не было. Лица последних были скрыты под масками. Возможно, один из них и мог оказаться его таинственным преследователем, если он был человек, а не злой дух. Винченцо ничего не оставалось, как попросить суд дать ему возможность взглянуть на лица под масками. На что последовало резкое замечание главного судьи, тут же обвинившего юношу в нарушении законов инквизиции и святой веры, а также в попытке подвергнуть опасности ее служителей, свято выполняющих свой долг.

— Долг! — в негодовании воскликнул Винченцо. — Неужели нерушимость веры ныне охраняют черти из преисподней?

Стражи, не дожидаясь приказа, грубо схватили его и снова завязали ему глаза. Винченцо почувствовал, как крепко они держат его, но невероятным усилием он вырвался из их рук и снова сорвал с глаз повязку. Но голос судьи приказал немедленно завязать ему глаза.

— Если вы хотите, чтобы я вам и далее отвечал, — твердо промолвил Винченцо, — я требую оградить меня от незаслуженной жестокости этих людей. Если вы позволите им и далее наслаждаться страданиями своей жертвы, вы более не услышите от меня ни единого слова. Если мне суждено и далее страдать, то это будет только в рамках, требуемых законом.