Голос отца Ансальдо задрожал и осекся. Он более не мог говорить и с трудом держался на ногах. Судья разрешил ему сесть. Спустя некоторое время он смог продолжать:

— Теперь вы понимаете, отцы инквизиции, что испытывал я, слушая страшную исповедь грешника. Ведь я был человеком, любившим ту, которую он убил.

— Она была виновна? — вдруг раздался голос, и Винченцо бросил быстрый взгляд на Скедони, ибо был уверен, что это он спросил. В его сторону также резко обернулся отец Ансальдо. Гробовая тишина воцарилась в зале суда. Глаза исповедника были устремлены на неподвижную фигуру Скедони.

— Она была ни в чем не повинна, — наконец тихо произнес отец Ансальдо. — Это была воплощенная чистота и добродетель, — добавил он уже громче.

Винченцо заметил, как Скедони сжался, словно от боли, и еще больше ушел в себя.

— Вы узнаете голос, святой отец? — спросил судья, обращаясь к отцу Ансальдо. — Вы узнали его?

— Мне кажется, да, — ответил отец Ансальдо. — Но я не стану в этом клясться.

— Вы уходите от ответа, — строго сказал судья, который, должно быть, никогда не знал сомнений. Он попросил отца Ансальдо продолжать.

— Услышав из уст исповедовавшегося страшное признание в убийстве, я тут же прервал исповедь. Сознание покинуло меня, и я не успел отдать приказание задержать его. Когда я пришел в себя, было уже поздно. Он исчез. Более я никогда до этого момента не видел его и теперь не могу достоверно утверждать, что это он.

Отец Ансальдо печально посмотрел на Скедони.

Судья хотел было что-то сказать, но главный инквизитор предостерегающе поднял руку и, обратившись к отцу Ансальдо, спросил:

— Вы, возможно, не знаете отца Скедони, монаха из монастыря Святого Духа, но вы должны знать графа ди Бруно, некогда бывшего вам другом?

Отец Ансальдо снова поднял на Скедони изучающий взгляд. Лицо того было по-прежнему непроницаемо.

— Нет, — после недолгой паузы ответил исповедник. — Я не стану утверждать, что передо мной граф ди Бруно. Если это он, то годы неузнаваемо изменили его. Тогда, во время исповеди, я знал, что передо мной граф ди Бруно. Он в своем рассказе упоминал мое имя и обстоятельства, известные лишь ему и мне. Но я снова повторяю, был ли это Скедони, я поручиться не могу.

— Зато я могу, — раздался голос, и, обернувшись, Винченцо увидел своего таинственного незнакомца. Он приближался к ним, откинув капюшон и открыв всем свое лицо призрака.

И тут впервые Скедони проявил признаки волнения.

Судьи в напряженном молчании наблюдали за этой сценой. На лицах их было тревожное ожидание.

Винченцо едва ли не крикнул, что это и есть его загадочный осведомитель, но голос монаха остановил его.

— Вы узнаете меня? — спросил он, обращаясь к Скедони, и остановил на нем свой горящий взор.

Скедони молчал.

Монах медленно и громко повторил свой вопрос.

— Узнаю ли я вас? — странным, еле слышным голосом переспросил Скедони.

— А узнаете ли вы это? — еще более повысив голос, произнес монах, вынув из своих одежд кинжал. — Вам знакомы эти зловещие пятна на нем? — Монах протянул кинжал Скедони.

Тот тут же отвернул лицо и, казалось, едва удержался на ногах.

— Этим кинжалом был убит ваш брат, — продолжал монах-призрак. — Вы желаете, чтобы я назвал свое имя?

Силы изменили Скедони, и он, чтобы не упасть, прислонился к одной из колонн.

Замешательство охватило судей. Вид и поведение незнакомца произвели впечатление на суд инквизиции. Несколько судей вскочило со своих мест, другие громко приказали страже запереть все двери. Третьи шумно переговаривались между собой, бросали взгляд то на таинственного монаха, то на потрясенного Скедони. Монах продолжал стоять с кинжалом в руке и пригвоздил своим взглядом Скедони к колонне. А тот так и не повернул к нему лица.

Наконец главный инквизитор призвал судей успокоиться и сесть на свои места.

— Святые братья! — наконец произнес он. — Прошу вас в этот ответственный момент соблюдать тишину и порядок и не терять достоинства. Суд продолжает свою работу. Сейчас мы выслушаем того, кто выдвигает обвинения, а затем зададим вопросы отцу Скедони.

— Да будет так, — торжественно повторили судьи, склонив головы в знак согласия.

Меж тем Винченцо, среди общего шума и сумятицы тщетно пытавшийся быть услышанным, смог воспользоваться наступившей паузой и попросил у суда слова для заявления. После недолгих препирательств между членами суда ему это было разрешено.

— Святые отцы, этот человек и есть тот, кто посетил меня ночью. Он тоже показал мне этот кинжал и потребовал от меня, чтобы я вызвал на суд отца Ансальдо и отца Скедони. Я доказал свою невиновность, святые отцы, и не имею никакого отношения к этой истории.

Это заявление снова привело к тому, что среди судей возникли разногласия, и они шумно переговаривались. Тем временем Скедони пришел в себя. Выпрямившись во весь рост, он наклонился в сторону судей и, казалось, готов был что-то сказать, когда наступит тишина.

Такая возможность наконец была ему предоставлена.

— Святые отцы, незнакомец, которого вы видите здесь, — мошенник и лжец! Когда-то он был моим другом, мне нелегко в этом признаться. Его обвинения против меня — ложь!

— Да, я был когда-то твоим другом! — воскликнул незнакомец. — Но что сделало меня твоим врагом? Взгляни на эти пятна крови. — Он указал на клинок. — Разве они — ложь? Не они ли также пятна на твоей совести?

— Я ничего о них не знаю, — возразил Скедони. — А совесть моя чиста.

— Это кровь твоего брата! — глухим голосом произнес незнакомец.

— Святые отцы! Позвольте мне защитить себя, — обратился к суду Скедони.

— Выслушайте, святые отцы, все то, что я расскажу вам, — громко и торжественно произнес незнакомец.

Скедони, которому, казалось, трудно было говорить, снова обратился к судьям:

— Я докажу вам, что эти обвинения не заслуживают доверия.

— Я докажу обратное! — воскликнул незнакомец. — А он, — тут он указал на отца Ансальдо, — подтвердит, что граф ди Бруно сам признался в том, что он убийца.

Главный инквизитор призвал к порядку зашумевших было судей и спросил у Ансальдо, знает ли он незнакомца. Тот ответил, что не знает его.

— Вспомните, святой отец, это очень важно. Вы должны быть предельно точны в своих ответах.

Исповедник внимательно посмотрел на монаха и снова ответил отрицательно.

— Вы никогда не видели его прежде?

— Никогда, насколько я помню.

Судьи переглянулись.

— Он говорит правду, — сказал незнакомец.

Это заявление повергло в недоумение судей. Задумался над ним и Винченцо. Если отец Ансальдо и таинственный монах не были знакомы, то как монах мог узнать о преступлениях Скедони, известных только его исповеднику? О них он впервые рассказал только здесь, на суде. Но долго ломать голову над разгадкой ему не пришлось, потому что главный судья возобновил свой допрос прямо с него.