Следом раздались еще десять выстрелов.

Сраженный пулей Алексей Николаевич застонал, и один из чекистов ударил его сапогом в висок, а Юровский, приставив револьвер к уху мальчика, выстрелил два раза подряд.

Пришлось достреливать Боткина и царевен.

Раненую Анастасию Николаевну добивали штыками.

Добивали штыками и горничную Демидову.

«Один из товарищей вонзил ей в грудь штык американской винтовки “винчестер”. Штык был тупой и грудь не пронзил».

Все оказалось залито кровью.

В крови были лица и одежда убитых, кровь стояла лужами на полу, брызгами и пятнами покрывала стены.

«Вся процедура, — как сказано в «Записке Юровского», — считая проверку (щупанье пульса и т.д.) взяла минут двадцать. Потом стали выносить трупы и укладывать в автомобиль, выстланный сукном, чтоб не протекала кровь. Тут начались кражи: пришлось поставить трех надежных товарищей для охраны трупов».

Тем временем нерусские чекисты из расстрельной команды, то ли хулиганя, то ли исполняя обряд, выводили на стенах разные надписи[46]:

«….на южной стене надпись на немецком языке:

Belsatzar ward in selbiger Nacht

Von seinen Knechten umgebracht[47].

Это 21-я строфа известного произведения немецкого поэта Гейне “Belsazar”. Она отличается от подлинной строфы у Гейне отсутствием очень маленького слова: “aber”, т.е. “но все-таки”.

Когда читаешь это произведение в подлиннике, становится ясным, почему выкинуто это слово. У Гейне 21-я строфа — противоположение предыдущей 20-й строфе. Следующая за ней и связана с предыдущей словом “aber”. Здесь надпись выражает самостоятельную мысль. Слово “aber” здесь неуместно.

Возможен только один вывод: тот, кто сделал эту надпись, знает произведение Гейне наизусть…

На этой же южной стене я обнаружил обозначение из четырех знаков».

Это обозначение из четырех знаков новейшие исследователи склонны трактовать как каббалистическую надпись и расшифровывают ее так: «Здесь по приказанию тайных сил царь был принесен в жертву для разрушения государства. О сем извещаются все народы».

Я не берусь судить, насколько разумно идентифицировать обозначение из четырех знаков с каббалистической записью, а тем более обсуждать верность перевода, но ритуальный характер убийства царской семьи очевиден…

Только самое страшное в этом убийстве — не каббалистические знаки, которые оставили вынырнувшие словно бы из тьмы преисподней чекисты с нерусскими именами…

Самые страшные в книге Н.А. Соколова, на мой взгляд, страницы, посвященные описанию следов, которые оставил возле Ганиной ямы главный убийца Янкель Хаимович Юровский…

Следователь Н.А. Соколов приводит свидетельство послушницы Антонины, которая приносила провизию для царской семьи, о том, что незадолго до цареубийства Янкель Хаимович велел ей упаковать в корзину яйца…

«Для кого, — задается вопросом Н.А. Соколов, — Юровский приготовлял 15 июля эти яйца, прося упаковать их в корзину?

Вблизи открытой шахты, где уничтожались трупы, есть маленькая лесная полянка. Только на ней имеется единственный сосновый пень, весьма удобный для сидения.

Отсюда очень удобно наблюдать, что делается у шахты.

24 мая 1919 года вблизи этого пня под прошлогодними листьями и опавшей травой я нашел яичную скорлупу.

15 июля ранним утром Юровский уже собрался на рудник и заботился о своем питании…

На этой же самой полянке, вдали от кустов и деревьев, я нашел в тот же день 24 мая под прошлогодней травой несколько листиков. Они были вырваны из книжки и запачканы человеческим калом.

Книжка эта — врачебное пособие, малого формата, карманного. На одном из листиков сохранилось и название отдела книги, из которого листики были вырваны: “Алфавитный Указатель”.

Кто-то на этой полянке удовлетворял свои потребности. Под руками не было ничего подходящего. Он вынул из кармана свою книжечку и воспользовался страницами, наименее нужными.

Знакомый практически с медициной врач не станет носить у себя в кармане пособия. Это говорит о недоучке. Таким фельдшером-недоучкой был Юровский».

Это свидетельство страшнее любой каббалистической записи…

Попробуем представить себе картину той страшной ночи.

Возле шахты чекисты обливают вначале серной кислотой, а потом керосином тела государя, царицы, царевен и цесаревича, втаскивают на костер и пытаются сжечь их. А невдалеке, на полянке, с которой удобно наблюдать, что делается у шахты, сидит на пеньке Янкель Хаимович Юровский и, не обращая внимания на сладковатый запах обугливающихся тел, расколупывает яичко.

Совершено страшнейшее преступление…

Безвинно убиты не только взрослые люди, но и дети…

Это они обгорают сейчас, превращаясь в гигантские черные головешки на разведенном чекистами костре…

Время от времени Юровский поглядывает туда, но оттуда на поляну тянет сладковатым дымом, хлопья пепла падают на руки Янкеля Хаимовича, на расколупанное яичко, и Юровский счищает их, но хлопья слишком жирные и не счищаются, липнут, размазываются серыми разводами по яичной скорлупе…

И Янкель Хаимович выпивает яйцо вместе с хлопьями пепла, а потом достает из корзинки другое яйцо, не сводя глаз с жуткого костра. В свете костра видны хлопья пепла, прилипшие к толстым, жирным губам…

Совершено величайшее преступление — убиты царь и его семья, обрублена возможность для возвращения гигантской России к мирному пути развития во главе с конституционным монархом…

Янкель Хаимович Юровский, кажется, и не думает об этом, так увлек его процесс поглощения яиц.

А потом, насытившись желтками и белками, смешанными с пеплом царской семьи, Янкель Хаимович Юровский расстегивает штаны и, не отходя от пенька, не спеша, справляет свою нужду, подтираясь листочками, вырванными из «врачебного пособия малого формата»…

Так совпало, но 27 июля 1918 года, сразу после расстрела царской семьи, СНК издал особый закон об антисемитизме, согласно которому Совет народных комиссаров объявил «антисемитское движение опасностью для дела рабочей и крестьянской революции».

Как свидетельствовал А.В. Луначарский, дополнение, предписывающее всем Совдепам «принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения», а «погромщиков и ведущих погромную агитацию» «ставить вне закона», было приписано собственноручно В.И. Лениным.