Некоторые исследователи слишком упрощенно относятся к тому, как выходили на исходные позиции танкисты П. А. Ротмистрова, и недооценивают их способности маскировать свои действия. В отдельных изданиях утверждается, что перед атакой экипажи ночью грели моторы под носом у врага, проверяли радиосвязь и вообще вели себя так, словно они не на переднем крае, а в глубоком тылу. Ну, а вражеские разведгруппы пробирались чуть ли не к каждой бригаде и знали, где находятся их танки еще до начала атаки. Во-первых, танковые соединения находились на расстоянии не менее 3 км за окопами наших стрелковых частей, которые под Прохоровкой тянулись сплошной линией, а выходы из оврагов и балок минировались и прикрывались пулемётным огнём. Все полки 9-й гв. вдд в ночь на 12 июля уже имели боевое охранение и секреты, а в полосу дивизии A. M. Сазонова были выдвинуты ещё и заградительные отряды, один из них располагался в районе на западных окраинах станции. Поэтому свободно проходить в наш тыл и «гулять» там, пересчитывая танки, разведке противника при столь высокой концентрации войск было непросто. Во-вторых, на исходные позиции бригады выходили поротно, чтобы не создавать суматохи и лишнего шума. Поставив боевую машину в указанном месте, двигатели глушили и до 7.00 заводить танки запрещалось. Да и зачем греть двигатель летом при плюсовой температуре за несколько часов до атаки?

До этого же времени не разрешалось пользоваться и радиосвязью, этот вопрос даже в приказе по армии специально оговаривался. Все радиостанции и приемники в танках пломбировались перед движением на исходные, точное исполнение инструкций находилось под контролем особого отдела, и если оперработник обнаруживал вскрытые пломбы или нечто подобное, экипаж сразу арестовывался до выяснения обстоятельств. Режим секретности и маскировки соблюдался жестко. Кроме того, танкисты знали, что если немцы выявляли районы скопления техники и личного состава, то непременно «накрывали» его минометами или вызывали авиацию, поэтому голову попусту никто не подставлял.

Один из важных и до сих пор не проясненных вопросов: «На что реально рассчитывал Н. Ф. Ватутин, нанося фронтальный удар по еще не исчерпавшему свой наступательный потенциал противнику?», он всегда вызывает повышенный интерес и споры. В первую очередь Н. Ф. Ватутин, конечно же, надеялся на успех. Но для командующего понятие «успех», т. е. конечная цель контрудара, с момента возникновения идеи его проведения (9 июля) и до момента перед его началом (ночь на 12 июля) существенно изменилось. Получив из резервов Ставки две армии, Н. Ф. Ватутин был окрылен. Николай Фёдорович понимал, что главная задача первого этапа на двух главных направлениях — прохоровском и обоянском — выполнена. За пять суток противник не смог прорвать оборону фронта, он по-прежнему находится в системе армейских рубежей, топчется на месте и несет потери. Его темп наступления относительно первых двух дней резко упал, а на отдельных участках его войска начали переходить к обороне. Причем удержать основную группировку (4-ю ТА) удалось примерно теми же силами, двумя армиями, что сейчас он имеет в резерве. Но полностью остановить продвижение неприятеля войска фронта все же не смогли. Обе вражеские группировки проявляли высокую активность. Следовательно, главная задача, поставленная Верховным: выбивать танки и держать противника на подготовленных рубежах, была ещё не решена.

На обоянском направлении ситуация во второй половине дня 9 июля начала меняться в лучшую для нас сторону. Немцы начали разворачивать ударные соединения, наносившие до этого момента удары на север, на запад, для прорыва левого фланга 6-го тк. Таким образом, одна из двух наиболее сильных группировок не готовилась для дальнейшего движения к Курску, а повернула на 90 градусов и втягивалась в излучину Пены. Учитывая сложный рельеф местности и уже созданные здесь оборонительные рубежи, для изматывания сил и выбивания его бронетехники — район идеальный. Судя по докладам командования 1-й ТА, эта танковая группа рвалась именно в этот «мешок». Теперь было важным удержать ее в нем как можно дольше. Опережая события, замечу: до окончания оборонительной операции войска 1-й ТА и 6-й гв. А полностью выполнили эту задачу.

Оставалась вторая группировка, наступавшая на прохоровском направлении. Но здесь ситуация осложнялась тем, что к Прохоровке прорывались сразу два вражеских соединения: с юго-запада и с юга, таким образом, у станции уже четко просматривались клещи. Допустить ее захват и почти неизбежно последующий за этим выход наших войск из междуречья Северного и Липового Донца — значило потерять очень удобный плацдарм для перехода войск фронта в контрнаступление. Поэтому необходимо было в ближайшее время нейтрализовать наиболее активное из двух соединений, рвавшихся к Прохоровке, — корпус СС.

У Н. Ф. Ватутина был выбор: продолжать сдерживать неприятеля, используя прежнюю тактику, или попытаться уничтожить эту группировку решительным ударом значительно превосходящих сил. После подхода гвардейских армий такая возможность появилась. Разведка постоянно докладывала, что юго-западнее Прохоровки немцы имеют от 250 до 300 танков. Сам командующий склонялся к первой цифре, об этом свидетельствуют его переговоры с командармами. Эти танки действовали в трех направлениях: во-первых, на север и северо-восток — на фронте Кочетовка — Красный Октябрь, во-вторых, непосредственно на Прохоровку и, в-третьих, использовались для усиления фонта на Липовом Донце по линии ст. Беленихино — ст. Тетеревино.

5-я гв. ТА располагала более чем 750 танками и САУ, а корпуса А. Ф. Попова и А. С. Бурдейного — более чем 200 машинами, что в общей сложности давало соотношение сил юго-западнее Прохоровки по бронетехнике 1: 3 в нашу пользу. Даже если предположить, что противник более половины этой бронетехники сосредоточил непосредственно между Псёлом и железной дорогой, численное превосходство все равно было на стороне войск фронта. Кроме того, под Прохоровкой уже сосредоточились семь дивизий А. С. Жадова, а это около 42 тысяч активных штыков. Эти цифры ясно свидетельствуют, что контрудар столь мощной группировкой имел все шансы на успех. Поэтому на первом этапе (до второй половины 11 июля), располагая такими силами и учитывая складывавшуюся оперативную обстановку на всем участке фронта, Николай Федорович не без основания твердо верил в успех и стремился лишь к одному — не распылить раньше времени силы двух гвардейских армий и удержать немцев на прежних рубежах.

Надежды на то, что этот план удастся осуществить, начали рушиться 11 июля. Неприятные известия пошли валом во второй половине дня. Сначала ввязалась в бой 5-я гв. А, т. к 183-я сд и 2-й тк 69-й А не выдержали удара и противник прорвался к окраинам Прохоровки. Затем М. Е. Катуков был вынужден отдать приказ об отводе 6-го тк на новый рубеж — возникла угроза «выползания» немцев из излучины Пены. Наконец, к вечеру эсэсовцы полностью овладели резервным рубежом развертывания 5-й гв. ТА и вплотную подошли к дороге Прохоровка — Береговое. Вся подготовка ввода в бой танковой армии пошла насмарку. Было непонятно, как теперь армия П. А. Ротмистрова будет переходить в контрудар и на каком участке разворачивать несколько сотен танков. В это время и Н. Ф. Ватутин, и A. M. Василевский заметно нервничали. Об этом свидетельствует и резкий тон распоряжений, и стенограммы переговоров с командармами. Александр Михайлович даже был вынужден отдать приказ о выдвижении одного из двух ударных соединений 5-й гв. ТА, — 18-й тк для блокирования прорыва юго-западнее Прохоровки. Все эти события предельно ухудшали положение войск фронта и существенно осложняли предстоящую операцию. Но до этого момента уверенность в успехе всё ещё оставалась.