ему сомнительным, то не иначе вымарывать, как прочитав главу до конца, ибо каждое предложение развернуто у меня впоследствии и выведено в пользу истины, нравственности, религии и существующего порядка вещей в России. Затем предложение не должно быть принимаемо отдельно, но в общности с последствием.

2) Все поправки почтенного цензора принимаю бесспорно, хотя в сочинении моем, кажется, нет ничего такого, что б не могло быть сказано всенародно. Но прошу покорнейше не исключать целых периодов! Итак, уже оглядываясь на все четыре стороны при сочинении этого романа, я исключил все, что только могло возбудить не только двусмыслие, но даже сомнение в строгих судьях нашей зачахлой литературы!

3) Было время тяжкое, во время Магницкого и Аракчеева, но ни одна моя статья в то время не была запрещена даже Красовским, и все романы мои прошли без помарок и без преследований! Ужели я сделался хуже? Господи Боже! Хочу только правды и никогда не шел против видов правительства, что до сих пор было им признано.

Почтенные господа цензоры, будьте справедливы! И для вас есть потомство!

Мыза Карлова

17 июня 1835[1413]

4

Отец и командир Александр Васильевич!

Сделайте милость, воззрите милостивым оком на бедную «Пчелку». А. И. Фрейганг пропустил две игры слов (jeux de mots) противу «Биб[лиотеки] для чтения»: одну за «Телемака», другую за недостаток мороза (!). Не личность, не полемика, а просто шуточки, остроты пустые. Итак, у нас грустно и холодно везде – позвольте иногда разглаживать морщинки шуточками, без всяких личностей. Не говорится ни о лице, ни о жизни автора – играем словами, каламбурим только – а это, кажется, не вредно! Ради бога, будьте снисходительны![1414]

С любовью и уважением

ваш на веки веков

Ф. Булгарин

4 нояб[ря] 1838

5

Милостивый государь Александр Васильевич!

Пользуясь обещанием вашим, посылаю статью об алмазах, с просьбою о передаче любезному Гебгарду для перевода[1415], чем чувствительно меня обяжете.

«Пчела» с нетерпением ждет произведения прекрасного вашего пера – биографии доброго Германа – моего учителя[1416].

С душевною преданностью ваш навсегда верный

Ф. Булгарин

22 дек[абря]1838

6

Почтеннейший Александр Васильевич!

Г. Гебгарт сказывал мне, что Вам угодно, чтоб «Возражение» на статью проф. Чижова не было напечатано. Любя и уважая Вас искренно, я готов всегда исполнить ваши желания и, получив статью, посылаю ее вам.

Что касается до моего личного мнения, то я думаю, что г. Чижов поступает не великодушно (чтоб не сказать более), обругав целую страну, честную и добрую, а потом укрываясь за покровительство товарищей как за каменную стену! Мне, как литератору, стыдно за Чижова!! Честный и благородный человек, высказав свое мнение, не боится никаких возражений! Это то же, что поступок г. Сенковского с критикою «Энц[иклопедического] лексикона»[1417]! Неужели гг. профессорам можно все бранить, а их нельзя разоблачать? Пишу к вам откровенно, ибо уважаю вас как человека истинно высокоблагородного!

Статью сообщил мне Наркиз Отрешков, и я советую Вам не исправлять ее, потому что малороссы намерены довести дело хотя бы до государя. Кажется мне, что г. Чижов везде проиграет, ибо с тех пор, как существует русская грамота, подобного ругательства на целый народ не видывали на Руси.

Я сроду даже не видал г. Чижова и после этого поступка и не желаю иметь этой чести, а говорю по чувству справедливости. Я сам критик и сатирик и скорей бы повесился, чем сделал один шаг для воспрепятствования писать против меня! Пишу я, пусть пишут и противу меня, что угодно – такова логика моего чувства!

Высказав мое мнение, я вовсе уклоняюсь от этого дела, сделал, как Вы желали – и баста!

Прошу Вас покорнейше при свидании с Фрейгангом (из дружбы к Н. И. Гречу и ко мне) припомнить Вашему товарищу (разумеется, только по цензур[ному] комитету), что я и Греч не рабы г. Фрейганга, не отданы ему в услужение, и что мы не беззащитные сироты, которых можно угнетать в угоду кому-нибудь, а что г. Фрейганг делает с нами, это ужас! Только что принесли к нему «Пчелу» – тотчас за красные чернила и пошел чертить, не обращая внимания на конец и выводы. Этого не бывало и при Магницком. Терпение истощается!

С душевною преданностью и любовью весь Ваш Ф. Булгарин

11 янв[аря] 1839

7

Почтеннейший и добрейший Александр Васильевич!

Доставьте мне истинное наслаждение пожалованием ко мне завтра, в четверг, 2 февраля, в 4 часа пополудни, на русские блины, в доброй компании, между своими.

Истинно вас уважающий и душевно любящий

Ф. Булгарин

1 февраля 1839

Среда

8

Милостивый государь Александр Васильевич!

Честь имею уведомить Вас, что прекрасная статья Ваша будет напечатана в «Пчеле» в пятницу и субботу, для того именно, чтоб дать более насладиться ею в день воскресный[1418]. Очкин извещен об этом.

С истинным почтением и преданностью честь имею быть вашим верным слугою

Ф. Булгарин

19 сент[ября] 1839

СПб.

9

Почтеннейший Александр Васильевич!

Вы никогда еще не отведали моего хлеба-соли, сколько раз я ни просил вас. Это грех русский! Я один из древнейших ваших знакомых, и мы никогда еще не посмотрели косо друг на друга – зачем же отказываться от дружеского приглашения. Вы будете в своем кругу. Итак, пожалуйте завтра, 7 ноября, в 4 часа откушать хлеба-соли у любящего и уважающего вас

Ф. Булгарина

6 ноября 1839

10

Почтеннейший и добрейший Александр Васильевич!

Умоляю Вас именем всех святых угодников, будьте снисходительны к немчику, дерптскому студенту, желающему поступить в здешний университет во 2-й курс. Вы знаете, что при любви к русскому языку он скоро догонит здесь курс русской словесности, на которую в Дерпте обращают мало внимания. Protegé[1419] мой называется Александр Федорович Гассе, сын истинного моего друга[1420], юноша с хорошими способностями и познаниями – он не обесчестит, а украсит ваш университет и будет самым прилежным Вашим слушателем. Но начало при переходе в русский университет из немецкого весьма трудно. Пособите по-отечески – а это подаст охоту и другим хорошим студентам дерптским перейти в Петербург.

С истинною и душевною преданностью был, есть и буду ваш верный

Ф. Булгарин

12 августа 1840

СПб.

11

Почтеннейший и добрейший Александр Васильевич!

Одолжите заехать сегодня на часок, часу в восьмом вечера, послушать новоприбылых из Вены музыкантов – услышите немецкие фарсы, пенье, колокольчики et cet[era][1421].