Мы ждали продолжения. Хуи состояла из пяти человек: Сэндфорд, Пи-Ви, Бадди, Леммо и я, правда, я находился на дежурстве. Субботний вечер, в «Потерянном рае» непривычное затишье, Милочка отправилась со своей командой в Перл-Сити играть в боулинг. На том конце бара мужчины перешептывались с женами или любовницами — романтическая ночь на веранде под пляшущей хулу луной.

— Я однажды дал маху на Филиппинах, — продолжал Уиллис и, хлебнув пива, с шумом втянул его в дырочку между зубами.

Пьяницы бывают терпеливы и дружелюбны. Все, кроме меня, были пьяны. Выдался один из таких вечеров, когда друзья собирались у Бадди, как жители острова сходятся на берегу: поговорить, а не послушать друг друга. Трэн все подливал им в бокалы.

— Там внутри была многоножка, — завершил свой рассказ Уиллис. — Это меня кое-чему научило.

— Это есть в книге, — сказал Бадди.

Книгу Бронислава Малиновского[59] «Сексуальная жизнь дикарей» Бадди купил за название, рассчитывая на что-то остренькое, а на самом деле приобрел антропологическое сочинение, в котором описывался племенной уклад Тробрианских островов. Бадди стал похваляться своим в высшей степени интеллектуальным чтением, размахивая книгой, точно флагом, и говоря о себе: «Я — настоящий ареалдит». Он уверял, что многому мог бы научить Малиновского; когда же я сообщил, что автор давно умер, Бадди разорался:

— Я хочу закончить книгу на хрен! Ты должен мне помочь, как с рассказом о Фрици.

— Непременно.

Особенно Бадди полюбился раздел об острове Кайталуги, населенном исключительно изголодавшимися по мужчинам женщинами, которые знай себе расхаживали голышом. Остров этот лежал к северу от Тробрианских островов, в двух днях пути на лодке, если грести изо всех сил, но дело того стоило: женщины были ненасытны, они поджидали на берегу и, едва мужчины причаливали, набрасывались на них. Бадди с наслаждением перечитывал страницы о том, как эти женщины пускали в ход пальцы рук и ног своих партнеров, когда члены уже отказывались работать. Иногда у женщин Кайталуги рождались мальчики, но они не успевали вырасти, их замучивали до смерти непрерывным трахом. Бадди исступленно мечтал отправиться на Кайталуги, как мечтали об этом колотившие себя в грудь мужчины Тробрианских островов.

— Один раз я был на Филиппинах. Хорошее место, только жуков много, — пробормотал Трэн, разливая джин и открывая бутылки пива. Никто не обратил на него внимания — бармен был наемным работником.

— Я вот таких пауков видал, — сказал Пи-Ви. Сжав кулак, воображая опасную волосатую тварь, он отважно поднес его к глазам. — На Таити.

— На Тробрианах это просто паучок, — фыркнул Бадди.

— Кто в ботинках паука не находил? — подал реплику Сэндфорд.

— Самый ядовитый австралийский паук — размером не больше ногтя, — дополнил Леммо, тыча в собеседников пальцем и выставляя на всеобщее обозрение обкусанный ноготь. — Укус — верная смерть. Нервный токсин. Пять минут — и спекся.

— Чертова крыса свернулась в моем башмаке и сдохла, — продолжал Бадди. — На Самоа это было. Я целый день отшагал, так ничего и не заметив. Уж очень маленькая была крыса.

— Грибок куда хуже любой твари. У меня между пальцами все позеленело, когда я подхватил заразу на Таити, — сказал Пи-Ви.

— А у кого-нибудь был ойкус в паху? — спросил Бадди. — У меня был — на Факавера.

— Бадди любит это название — «Факавера», — пояснил Сэндфорд, обернувшись ко мне.

Тут я, наконец, сообразил, что собравшиеся беседуют отнюдь не друг с другом: все они, как и многие другие туземцы, с тупой настойчивостью обращались ко мне только потому, что когда-то я был писателем. Хотя прочти кто из них хоть одну мою книгу, он бы поостерегся рассказывать мне свою повесть.

Набрав полный рот пива, Уиллис чихнул и выплюнул неудачный глоток каплями, туманом, хлопьями, похожими на морскую пену. Все расхохотались, глядя на струйку, бежавшую по его подбородку, словно то была грубая шутка.

— Погрузка-разгрузка, — прокомментировал Сэндфорд.

— Ты спрашивал, что такое «продрочка», — сказал Бадди, обращаясь ко мне. — Вот это и есть продрочка.

Он был пьян и благодушен, оттого что все напились вместе с ним. В своей компании, этаком мужском братстве, он чувствовал себя спокойно. Когда это я спрашивал, что такое «продрочка»?

Весь этот неспешный, шепелявый треп об экзотических островах крутился вокруг постели и был полон сексуальных намеков. Слово «женщина» почти не произносилось, но постоянно подразумевалось. Во всех этих мужских историях, в ботинках, в спальне, в лесной хижине, присутствовала женщина. И паук — самка, и многоножка со всеми своими ногами, и маленькая крыса — женщина, а тем более грибок, и «ойкус» в паху, все кусающиеся и источающие яд существа — женщины.

— Та девчонка на Пукапука, — включился Леммо. (Какая еще девчонка на Пукапука?) — Так царапалась и кусалась, я весь кровью обливался. Такие остренькие маленькие зубки. Просто не поверите, что она со мной вытворяла.

— Еще как поверю, — сказал Бадди. — Это есть в книге.

— Ко мне как-то утром пришла малышка из этих низкорослых негритосов[60], — начал Уиллис.

Он хотел продолжить свой рассказ, но тут вошла пожилая женщина, жившая в нашем отеле, — миссис Бейли Нивенс из Тусона. Двигалась она нерешительно, напряженно, как это свойственно подвыпившим женщинам, и взмахивала при этом руками, придавая устойчивость походке, словно акробат, удерживающий равновесие на канате. Бадди и его приятели умолкли, будто скверные мальчишки, застигнутые в тот момент, когда они похвалялись своими похождениями. Гостья была примерно их возраста, за шестьдесят, но различие бросалось в глаза: подростки воровато перешептывались, смущенные присутствием взрослых. Уиллис надул щеки, удерживая слова, рвавшиеся с языка, дожидаясь, пока дама пройдет.

— Она словно из-под земли выросла, эта негритоска, — намазала тело маслом и протиснулась сквозь половицы. Голая и вся лоснится под луной — точь-в-точь дохлая обезьяна. Я говорю: «Иди сюда», а она залезла ко мне в гамак и давай хихикать.

— Странный маленький народец, — сказал Леммо. — А дерутся — чисто терьеры.

— Она почему пришла: у нас с местными вышла неурядица. Дело было на Минданао, — пояснил Уиллис. — Они воровали у нас детали с машин и собак наших уводили. Тогда мы послали за негритосами.

— Негритоски на вид такие симпатичные маленькие девчушки, но титьки у них что надо, — прокомментировал Бадди.

— Родственники торгуют ими, можно купить. Я знал парня, который купил одну, — сказал Уиллис. — Словом, эти негритосы пошли в лес, убили с десяток обезьян, отрезали им головы и развесили на кольях вокруг лагеря. С тех пор у нас никаких проблем с местными не было.