– Деньги?! – Щеки Вебера вспыхнули, он поджал губу. Комок обиды толкнулся в горло так, что даже дыхание перехватило. – Да ты чего, Эдуард Анатольевич!? Я же не ради денег…

Но Терпение уже не слушал наемника. Снова включив мотор, он покатил к вертолету, вокруг которого нервно переминались спецназовцы. Вскинул коляску на дыбы, с помощью «барса» взъехал на трап «Махаона».

Перегнулся через поручни кресла, свешиваясь к подскочившему послу Республики. Тот, продолжая массировать левую половину груди, застыл возле министра, старательно запоминая инструкции и поручения. Ох, нелегкими будут первые дни восстановления его отношений с Каракуртом…

Илья обернулся на прокладочный комплекс, разглядывая его левый борт, освещенный, как новогодняя елка. Пыхтели трубы жилых бараков, крутились лопасти систем вентиляции, из заводов и фабрик стравливался пар и дым станков, на балконах виднелись солдаты и зеваки. Словно облепленный ракушками кит, титан дожидался часа, когда снова пустится в дорогу по волнам Саянского хребта.

Вебер покосился на засыпающий ярмарочный городок, снова вспомнив оператора Бадосу, склонного к отчаянным авантюрам. И задумался, вдруг решив, что неповоротливый гигант с логотипом корпорации «Тонни Ютонг» на борту, где им всем довелось встретиться, является идеальным образом Поднебесной Империи. Метафорой во плоти, прогрызающим скалы символом.

Бездушная машина проглотила молодого ломщика, прожевала и спрятала в огромном желудке, словно его никогда не существовало в природе. Так, впрочем, теперь официально и объявят.

– Так что, Леший, летишь? – усталый, но громкий голос Терпения заставил Илью обернуться.

Машинист развернул коляску на верхнем краю аппарели, глядя на наемника свысока. Под глазами его пролегли тени.

– Или еще погостить у подполковника собрался? Оставайся, если хочешь. Я ведь заметил, как смотрела она на тебя…

Ничего не ответив министру, бывший советник посла осторожно поднялся по трапу, исчезая в пропахшем оружейным маслом нутре «Махаона».

За короткий промежуток времени они с Гринивецким снова оказались на борту одного вертолета. Однако на этот раз Илья не испытывал чувства выполненного долга, как ни пытался. Вместо этого он ощущал измотанность, досаду и искреннюю обиду за недавние слова Эдуарда. Устроившись у окна, Леший поудобнее умостил травмированную ногу и отвернулся, сделав вид, что дремлет.

Двигатели вертолета заработали, последние спецназовцы оказались внутри, трап подняли и задраили. От посадочной площадки к громаде ПТК еще спешил посол Республики, а «Махаон» уже поднимался в воздух, разворачиваясь в густую осеннюю мглу.

Идти было легко, даже несмотря на перенесенные за последнюю неделю трудности.

Привычный рацион таблеток он заменил на прикупленные на борту консервы и концентраты, поэтому буквально через пару дней начнет снова набирать форму. А дальше – все пойдет намного проще.

На самой границе он на сутки заляжет в пещеру и будет спать, пока это не станет утомительно. Но и тогда он продолжит отсыпаться, пополняя силы. Затем покинет лежку и пересечет границу Омарского эмирата, в пыльных пустынях которого Буньипа встретят надежные люди. Учитывая отсутствие нормальных дорог и до Катаклизма, дальше они двинутся на верблюдах или лошадях. И снова – на запад, через безжизненные горы и плоские раскаленные равнины.

Когда караван достигнет новорожденного побережья Среднеазиатского моря, он попрощается с провожатыми. Если почует хоть малейший намек враждебности или попытку ограбить его, убьет всех троих. А затем спустится к морю, где в условном месте Леона дожидается знакомый турок, уже не раз выручавший за совсем смешные деньги.

На его стареньком, но очень шустром катере Брейгель сначала достигнет Средиземного моря, а затем и южного побережья Франции. Конечно, не мгновенно, с заходами в порты Великой Турции и Большой Албании для дозаправки батарей Ллейтона. А когда Новый Марсель все же встретит Брейгеля, его ждет новое перевоплощение, позволяющее беспрепятственно путешествовать по Европе.

О том, как Буньип встретится с заказчиком и доберется до Канады, он пока не думал совершенно. Всему свое время, как сказали бы мудрецы. А сейчас настало время мерно топать на запад, время от времени проверяя, нет ли погони.

За спиной, упакованный в непромокаемую пленку, покоился бубен, стоивший немало человеческих жизней. Пожалуй, Леон не будет делиться с Циклом подробностями его добычи. Человек в зеркальной маске наверняка упрекнет Буньипа за то, что тот не убрал свидетеля, пусть и ставшего его спасителем. Учитывая, что австралиец и сам ощущал по этому поводу легкое смущение, разговоров на заданную тему он не жаждал.

А вообще лишних вопросов он избежит без труда – слишком много хороших новостей и подарков удалось раздобыть, чтобы омрачать их обсуждение лишними деталями. Леон выполнил задание, собрал информацию и нашел очередную старинную вещь, в которых так нуждался патрон. Когда он расскажет Циклу о комбайне и его обитателях, а также о необычных переговорах сибиряков и китайцев, чувство смущения растает майским снегом. Вместе с воспоминаниями о странном чиновнике, невесть откуда оказавшемся в недружелюбных горах…

Буньип шагал вперед, почти не пользуясь режимом «сова», настолько успел привыкнуть к полумраку и мертвенному свету ярких осенних звезд. Совсем скоро за его спиной, поднимаясь из-за вершин, часть которых одета в сверкающие снежные колпаки, покажется солнце. Обогнет по дуге, заглянет в лицо, щедро приласкав австралийца и наполнив его глаза пляшущими сполохами, бессильными перед фильтрами «балалайки». Но это все завтра. А пока, упиваясь ночной прохладой, болотное чудовище запоминало мистическую, полную сумрачных тайн картину.

Когда за бортом заплещутся бездонные морские волны, а утлая турецкая посудина понесет его к руинам Стамбула, он достанет верный блокнот. Смежив веки и вспомнив мрачные краски ветреной горной ночи, Леон быстрыми штрихами карандаша перенесет на бумагу все величие приближающегося дня. В самом благородном из существующих – черно-белом стиле, насквозь пропахшем графитом.