Связанная, с кляпом во рту, я сижу, откинувшись на стенку кареты. Имоджен и Клара втиснулись на сиденье рядом со мной, миссис Коулман с братом Марусом расположились напротив. Судя по всему, попытка мачехи вызвать стражу не увенчалась успехом. Но, когда они с Кларой заметили, как Марус тащит меня по дворцу, негодование на лице миссис Коулман быстро сменилось восторгом. От ее самодовольной усмешки в жилах тут же вскипела кровь. Я пыталась обрушить на ее голову все известные мне проклятия, но галстук Маруса во рту превратил слова в приглушенное бормотание.

Мне остается лишь ждать своей судьбы. Конечно, я вовсе не собираюсь сдаваться без боя. Даже сейчас я осторожно двигаю связанными руками, пытаясь высвободиться из чулка, который Имоджен использовала вместо веревки. При воспоминании о мрачном удовольствии, плескавшемся в глазах сестры, когда Марус попросил ее о помощи, я стискиваю зубы. В сердце вспыхивает ярость, и я удваиваю усилия. Сейчас бы самое время стать бестелесной, как мама. Я бы отдала все на свете, лишь бы научиться принимать неблагую форму…

Я чувствую, как меня прожигает чей-то взгляд. Вздрогнув, я поднимаю голову. На меня пристально смотрит Клара. Конечно же, она заметила, чем я занимаюсь… Но нет, ее вовсе не волнуют мои руки. Она рассматривает лицо. Во взгляде ее мелькает нечто странное. Презрение? Стыд? Трудно понять. Однако, узнав, где я скрывалась все это время, она не сказала ни слова.

– Весьма прискорбно, – раздраженно начинает миссис Коулман, – что королева не смогла провести церемонию во дворце. Вы ведь, кажется, ее любимчик?

– Она сказала, у нее нет времени. – Марус неловко ерзает на сиденье.

– Что ж, когда мы вернемся за наследством Эмбер, лучше бы ей нас принять, – хмыкает миссис Коулман.

Она смотрит на меня с отвращением.

Я усмехаюсь сквозь кляп.

– Ты что, смеешься? – прищуривается она.

– Должно быть, оценила горькую иронию случившегося, – вставляет Имоджен. – Она создала нам немало проблем, но сама в конечном счете потеряла гораздо больше, чем если бы просто обошлась без всяких уловок.

– Ты совершенно права, милая, – соглашается мачеха. – Вряд ли ее когда-либо снова примут во дворце. Надеюсь, что ее проступки не запятнают нашу репутацию.

– Принц расстроился? – к моему удивлению, спрашивает Клара – впервые с тех пор, как мы сели в карету.

– Ничуть не сомневаюсь, – отвечает миссис Коулман. – Любой мужчина огорчился бы, узнав, что все это время ухаживал за мошенницей.

Сердце ноет. Я все еще не понимаю, что случилось. Почему Франко убежал сразу после моего признания? И почему позволил Марусу меня забрать?

– Я сам видел, что принц Франко крайне расстроился, – сообщает Марус. – Он так взбесился, что чуть не потерял рассудок. Видели бы вы, как он на меня набросился.

– Принц набросился на вас? – вскрикивает Клара. – Какой ужас!

– Именно! Он пытался нарушить обещание. Возможно, ему бы даже удалось, если бы не королева.

Я сажусь ровнее, на время оставив путы в покое. Что бы Франко ни пообещал, он пытался нарушить слово.

– Но зачем ему это? – хмурится Клара.

Марус лишь качает головой.

– Я ведь сказал, принц потерял рассудок. Он явно запутался. Клялся в любви к принцессе, при этом словно бы не понимая, что под ее личиной скрывалась совсем другая женщина. И та, кого он обещал вернуть, была по сути незнакомкой для него.

Сердце замирает. В голове по-прежнему крутится множество вопросов, но глубоко внутри начинает разгораться надежда – что Франко меня вовсе не предал и все еще любит. Я начинаю дышать глубже, ровнее.

Мрачно усмехнувшись, Марус расправляет плечи.

– Упаси Всесущая, – надменно бросает он, – чтобы принц когда-либо взошел на трон. Безумцам вроде него нужен постоянный присмотр. Он всего лишь юный глупец, которому наша великодушная королева постоянно подтирает сопли. Да что говорить… После угроз в мой адрес он и то свалился без сознания.

– И правда глупо, – подхватывает Имоджен. – Но, когда мы вернемся во дворец, не сомневаюсь, он будет нам весьма благодарен. Ведь мы спасли его от скандала. Только представьте, что план Эмбер увенчался бы успехом и принц, сам того не зная, женился бы на ней? – С ее губ срывается смешок, который подхватывает мачеха.

Я больше не могу молчать. Повернувшись к Имоджен, я бросаю пару оскорблений, но кляп не выпускает их наружу.

– О, заткнись! – рявкает миссис Коулман. – Твои слова для нас – пустой звук, даже если бы мы их услышали.

Я одариваю мачеху сердитым взглядом.

Рядом со мной Клара нервно стискивает руки.

– Неужели нужно, – тихо, дрожащим голосом спрашивает она, – везти ее на свадьбу связанной, с кляпом во рту?

Имоджен свирепо смотрит на сестру.

– С каких это пор ты сомневаешься в действиях мамы?

– Просто… это кажется неправильным. – Клара переводит взгляд с Имоджен на миссис Коулман. – К чему нам это?

– Ты же знаешь, – бросает мачеха, – что другого шанса у нас не будет. С самого начала оно должно было стать нашим. Но сейчас мы возьмем, что заслужили.

– Ее наследство?

– Да, ее наследство! Не глупи, Клара. Если бы Терренс Монтгомери так хладнокровно не вычеркнул нас из завещания, не пришлось бы прибегать к крайним мерам. – Миссис Коулман поворачивается к Марусу. – Ее отец, конечно, был человеком, но столь же страшным и бессердечным, как его дочь.

– Это ложь! – пытаюсь крикнуть я сквозь кляп, но раздаются лишь приглушенные бормотания.

– Не помню, чтобы он был бессердечным, – шепчет Клара. Я медленно перевожу на нее взгляд и с удивлением замечаю в глазах слезы. На сердце сразу становится немного теплее. – Он был добрым, – продолжает она. – Один раз я видела его расстроенным, когда…

– Молчи! – рявкает миссис Коулман.

Я всматриваюсь в лицо Клары, и по спине пробегает холодок. Сестра поджимает губы. Судя по всему, она многое знает. Бросив взгляд на мачеху, я замечаю в ее глазах проблеск вины.

Я снова пытаюсь заговорить, но слова превращаются в стон. Он рождается в горле и так похож на напев, что по телу прокатывается волна тревоги. Затем нарастает тоска. Все во мне хочет напевать, петь, выплеснуть в музыку всю ярость и разочарование.

Я сильнее напрягаю связанные руки. Если бы они только были свободны, чтобы я могла хоть побарабанить пальцами.

Я вновь издаю разочарованный стон, и снова внутри разгорается желание петь.

Застыв, я делаю глубокий вдох, еще один, пытаясь понять природу этой жажды.

«Это опасно, – твердит часть меня. – Я опасна».

И тут же в памяти всплывает голос Франко.

«Я тоже», – когда-то сказал он мне в ответ на эти слова.