Всего сутками ранее Троцкий, которого усиленно ставят на одну доску с Лениным (если не поднимают выше!), на предыдущем заседании 24 октября утверждал, что «вооружённый конфликт ни сегодня, ни завтра, накануне съезда, не входит в наши планы»…

Теперь же он начал с заявления: «От имени Военно-революционного комитета объявляю, что Временное правительство больше не существует!» (Рабинович А. Большевики приходят к власти. Революция 1917 года в Петрограде. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1989, с. 300.)

Ему ответили громом аплодисментов, но заслужил-то их не Троцкий, а Ленин! И — только Ленин… А также — тот народ, который вели Ленин и партия Ленина… Не только два-три десятка высших её лидеров, но и те многие тысячи низовых функционеров и рядовых членов партии, которые составляли подлинную ленинскую гвардию!

Троцкий сообщил также, что буржуазный Предпарламент распущен, что город контролируют силы Военно-революционного комитета и что Зимний дворец ещё не взят, но его судьба решается в этот момент.

Во время выступления Троцкого в зале появился Ленин, заметив которого все встали и устроили овацию. Вот здесь — ещё до открытия II съезда Советов — Ленин и произнес своё историческое:

— Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, совершилась!

И мне, пожалуй, придётся ещё раз вспомнить приснопамятного «историка» Шрамко. Он утверждает, что «почти до начала 1926 г. в СССР… использовалась… формула: «Октябрьский переворот»…», что «все, в том числе Ленин и Сталин, писали: после Февральской революции большевики начали подготовку к Октябрьскому перевороту», и делает вывод: «Иными словами, тогда большевики признавали, что в Октябре 1917 г. произошёл перехват власти, а не пролетарская революция…»

С одной стороны, как видим, Ленин в решительный момент говорил о свершившейся революции. С другой стороны, правдой в утверждении Шрамко является лишь то, что формула «Октябрьский переворот» действительно Лениным и другими большевиками употреблялась. Так, речь на торжественном заседании Всероссийского Центрального и Московского советов профессиональных союзов 6 ноября 1918 года Ленин начал со слов:

— Товарищи! Мы собираемся сегодня на десятки и сотни митингов, чтобы праздновать годовщину Октябрьского переворота! (В. И. Ленин. ПСС, т. 37, с. 132.)

Но, выступая в тот же день на VI Всероссийском чрезвычайном съезде Советов рабочих, крестьянских, казачьих и красноармейских депутатов, Ленин говорил:

«Товарищи! Годовщину нашей революции нам приходится чествовать в такой момент, когда разыгрываются самые крупные события…» и т. д. (В. И. Ленин. ПСС, т. 37, с. 137).

То есть обе формулы были равнозначными. Причём обе — по сути верными, поскольку европейское слово «революция» восходит к латинскому revolutio, что по-русски и означает «переворот». Револьвер назван револьвером не потому, что он играет в революциях немалую роль, а потому, что в нём проворачивается барабан с патронами.

Так что наиболее существенно не то, как надо называть Октябрь 1917 года, а то, как надо определять его суть и значение… А суть в том, что Октябрьская революция стала переворотом во всём — в государственном устройстве русского общества, в производственных и общественных отношениях. И даже — в межличностных отношениях. Если до 25 октября (7 ноября) 1917 года официальным обращением в России было слово «господин», то теперь оно сменилось новым словом «товарищ» и уж не меньше, чем словом «гражданин».

Что же касается первой «советской» публичной речи Ленина во второй половине дня 25 октября (7 ноября) 1917 года, то она была краткой и деловой — без восклицаний:

— Какое значение имеет эта рабочая и крестьянская революция? Прежде всего, значение этого переворота состоит в том, что у нас будет Советское правительство, наш собственный орган власти, без какого бы то ни было участия буржуазии… Отныне наступает новая полоса в истории России, и данная, третья русская революция должна в своём конечном итоге привести к победе социализма…

Ленин был конкретен и деловит:

— Теперь мы научились работать дружно. Об этом свидетельствует только что происшедшая революция. У нас имеется та сила массовой организации, которая победит всё и доведёт пролетариат до мировой революции…

И тут отмечу вот что…

На первый взгляд, последнее утверждение Ленина — о скорой мировой революции пророческим — с учётом последующего хода мировой истории — назвать нельзя. Несмотря на то что через тридцать лет после произнесения этих слов фактом стала мировая система социализма, той всеохватной мировой революции, которую имел в виду Ленин в 1917 году, не произошло.

Но, во-первых, неверно думать, что Ленин делал ставку лишь на мировую революцию, и подтверждение сказанному мы находим у самого Ленина. За месяц до Октябрьской революции он написал статью «К пересмотру партийной программы», опубликованную в журнале «Просвещение» в том же октябре 1917 года. И вот что мы там читаем:

«Мы не знаем, победим ли мы завтра или немного позже (я лично склонен думать, что завтра, — пишу это 6-го октября 1917 года — и что можем опоздать с взятием власти, но и завтра всё же есть завтра, а не сегодня). Мы не знаем, как скоро после нашей победы будет революция на Западе. Мы не знаем, не будет ли ещё временных периодов реакции и победы контрреволюции после нашей победы…

Мы всего этого не знаем и знать не можем. Никто этого знать не может…»

(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 374.)

Никаким «шапкозакидательством» здесь не пахнет. Зато уже в своей первой «советской» речи 25 октября (7 ноября) 1917 года на экстренном заседании Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов Ленин сказал:

— В России мы сейчас должны заняться постройкой пролетарского социалистического государства…

Не в мире, не в Европе, а в России!

В России!!

Во-вторых же…

Во-вторых, отвлечёмся на время от событий первого дня Октябрьской революции 1917 года в России и познакомимся с неким описанием 1917 года в Европе:

«Когда подумаешь об обстановке 1917 года, — о всеобщем хаосе и бесчисленных трудностях, военном напряжении, о всё углубляющемся ожесточении борьбы, всё отдаляющейся перспективе победы и наряду с этим о неуклюжести и вызывающем поведении предпринимателей, которые своими действиями сами толкали рабочих на беспорядки и мятежи, — удивляешься не тому, что волнения так широко разлились по стране, а тому, что они не приняли ещё более широких размеров… Во Франции вспыхивали мятежи в войсках, росла социалистическая агитация… В Италии кипело недовольство и возмущение, которые привели осенью к продовольственным беспорядкам… В Германии не прекращались стачки, а в июле вспыхнуло восстание на флоте — моряки требовали немедленного заключения мира; имперское правительство кое-как овладело положением лишь после того, как обещало населению далеко идущие конституционные реформы. Такие же процессы происходили в Австрии…»