— Какое это имеет значение? Теперь они не могут изменить ход вещей. Слишком поздно.

— Ты вообще-то должен быть штурманом, живой оракул, — настаивала Преподобная Мать. — Что ты видишь?

В ответ Эдрик снова пожал плечами. Непривычное для него чувство жалости и доброты заставило его смолчать.

— Ты называешь себя живым оракулом, — насмешливо сказала Ирулан, — но не знаешь ни того, что я сделала, ни того, что сделаю в будущем.

Эдрик, нагнувшись, пристально вгляделся в ее лицо.

— Вас вообще не должно быть здесь, миледи, — сказал он. — Гвардейцы выведут вас отсюда. Идите с ними, пока еще есть время.

— Что за чушь вы несете? — спросила Преподобная Мать, чувствуя скрытый подтекст в словах Эдрика.

— Это очень опасное место, — ответил Эдрик, — и скоро оно станет еще опаснее.

— Вы просто болтаете сами не знаете что, — проговорила Преподобная Мать, но в голосе ее не было убежденности. Она снова нетерпеливо зашагала по камере, возбужденная каким-то смятением собственного предзнания.

— Ты что-то видел, — обвиняющее произнесла Ирулан. Она встала и подошла ближе к глазку.

Преподобная Мать силой оттащила ее от двери.

— Он ничего не видел, кроме расплывчатых пятен своей собственной жизни, кувыркающихся перед его глазами! Разве не так, штурман?

— Возможно, — согласился Эдрик. Тоска и равнодушная безнадежность снова захлестнули его.

— Ну и что это? — резко спросила вдруг Преподобная Мать.

— Что-то? — переспросил Эдрики покачал головой. Ему не хватало воздуха с пряностью. Клетки его испытывали голод, который нельзя было утолить через желудок.

— Говори, что ты видел! — выйдя из себя рявкнула Преподобная Мать.

— Он мертв, — ответил Эдрик.

— Мертв? — переспросила Ирулан. — Кто мертв?

— Атрейдес, — ответил Эдрик.

Преподобная Мать резко застыла перед смотровым глазком и утвердительно кивнула.

— Вот, значит, как, — побормотала она. — Что ж, видимо, так было суждено.

— Это означает, что он победил нас, вы понимаете это? — спросил Эдрик.

— Чепуха! — огрызнулась Ирулан. Она с ненавистью уставилась на его оранжевое лицо, на глазурованную синеву его крошечных глазок.

— Умно, умно, умно… — продолжала бормотать вполголоса Преподобная Мать.

— Это не может быть правдой, — крикнула Ирулан. Глаза ее были полны слез.

— Умно, умно… — проговорила Преподобная Мать.

— Нет, это правда, — сказал Эдрик. — Он умер. Он ушел в пустыню умирать. Он ушел к Шаи-Хулуду, как принято говорить в этом гиблом месте.

— Умно, умно… — как заведенная повторяла Преподобная Мать, старчески тряся головой.

— Это не умно, — взорвалась Ирулан. Она посмотрела на Преподобную Мать. — Если он действительно это сделал, то совершил непоправимую глупость.

— Умно, — упрямо сказала Преподобная Мать.

— Это был ребяческий поступок, — продолжала кипятиться Ирулан. — Вы, дескать, еще пожалеете, когда меня не будет! Это же детство…

— И мы действительно готовы пожалеть об этом, — сказал Эдрик.

— Нет, это не ребячество, — возразила Преподобная Мать.

— Но зачем он пожертвовал собственной жизнью? — недоумевающе спросила Ирулан.

— А почему он не мог этого сделать? — сказал Эдрик.

— В самом деле, почему? — поддержала его Преподобная Мать. — У него была только одна жизнь. Но как можно использовать жизнь, чтобы получить такое преимущество? Это было умно. Это было наивысшим проявлением его интеллекта. Мы уничтожены этим поступком. Я ему от души завидую.

— Миледи, — обратился Эдрик к Ирулан, — вы религиозны?

— О чем вы говорите? — резко спросила Ирулан. Она приложила руку к щеке и вызывающе посмотрела на навигатора.

— Прислушайтесь, — сказал он.

В наступившей тишине Ирулан услышала звук дальней ревущей волны, приглушенный стенами и расстоянием гул множества голосов.

— Что это? — спросила она.

— Это толпа, — ответила за него Преподобная Мать. — Им сказали об этом, а? — Она посмотрела на Эдрика.

— Они обвиняют вас, — вместо ответа произнес Эдрик. — Они говорят, что это вы убили Чани, а ее смерть убила Муад'Диба.

— Что… как… — Ирулан бросилась к двери и принялась изо всех сил колотить в нее кулаками. Но охраны не было.

— Они ушли узнавать, что это за шум, — объяснил Эдрик. — Но все равно уже поздно.

— Почему вы спрашиваете, религиозна ли я? — закричала Ирулан, бросившись обратно к смотровому глазку.

Преподобная Мать оттащила ее от круглого отверстия и жестом указала на кровать.

— Сядь и успокойся.

— Вера иногда помогает, — сказал навигатор. — Она…

— Не обращай внимания, — проговорила Преподобная Мать, продолжая безостановочно трясти головой.

Рев толпы усилился. Стали слышны отдельные выкрики.

— Я требую, чтобы меня выпустили отсюда, — плачущим детским голоском произнесла Ирулан.

— Когда-то я спросил его об отношении к религии и к богу, — заговорил навигатор, глядя на Преподобную Мать. — Это был интересный разговор.

— О, — сказала Преподобная Мать, — и что же вы спросили?

— Среди прочего я спросил, говорил ли с ним бог?

— И что он ответил?

— Он сказал, что все люди говорят с богом. И я спросил его тогда, не бог ли он сам?

— Гарантирую, он дал очень уклончивый ответ, — сказала Преподобная Мать. Ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать рев толпы.

— Он ответил, что некоторые люди утверждают это. Преподобная Мать кивнула.

— И я спросил его, — продолжал Эдрик, — так же ли говорит и он сам? И он ответил, что за всю историю человечества очень мало богов жили среди людей. Я упрекнул его в том, что он не отвечает на мой вопрос, и он сказал: «Я не говорю, я не говорю…»

— Жаль, что я не знала раньше об этом разговоре, — сказала Преподобная Мать.

— Почему никто не приходит, чтобы выпустить меня отсюда? — продолжала тихо хныкать Ирулан, сидя на кровати.

Преподобная Мать подошла к кровати и села рядом с Ирулан, взяла ее за руки.

— Не бойся, дитя мое. Ты готова к тому, чтобы стать святой.

Они замолчали, так как в камере раздался оглушительный грохот и тяжелый удар сотряс дверь.

Наконец дверь дрогнула и раскололась. Толпа хлынула внутрь. Первые из них пали мертвыми, но толпе несть числа. Она победила и принялась разрывать на части обитателей камеры.[4]