не сможет. Да, у нас с Лерой были отношения. Да, она пришла на фирму как журналистка. Ничего критичного я здесь не вижу. Слухом меньше, сплетней больше. Да, дед будет в бешенстве, и да, можно сразу расстаться с местом на фирме, но, откровенно говоря, “Т и Ко” уже так глубоко сидит в печенках, что я и сам был бы рад оттуда свалить. Останавливает только Лера и мои опасения по поводу того, что она откажется и не захочет со мной переезжать в Штаты. А без нее я и шага не сделаю.

Высадив Леру у дома, я снова помчал на работу. Упрямица ни в какую не согласилась поехать ко мне, и я планировал вечером приехать к ней. Но рассказанное Совиной в машине до конца рабочего дня не выходило у меня из головы. Услышанное не давало покоя и крутилось как на повторе. Поэтому в начале девятого, выходя из офиса, я набрал отцу, чтобы договориться о встрече.

Даже поздний вечер не принес спасительной прохлады. На улице до сих пор стояла невыносимая жара, а воздух казался раскаленным до предела.

Через полтора часа толкания в пробках я наконец-то оказался в ресторане, где меня уже ждал отец. Он сидел за дальним столиком и с кем-то разговаривал по телефону, когда я подошел. Кивнул и, быстро распрощавшись с собеседником, положил трубку. Поднялся с места, обнимая меня и похлопывая по плечу.

– Сынок, привет.

– Привет, пап.

– Рад, что ты позвонил. Я, честно говоря, и сам собирался просить тебя о встрече.

Я кивнул и похлопал тоже батю по плечу.

Как бы жизнь нас ни разводила по разным городам и даже странам, с родителями у меня всегда была какая-то особая связь. Мы очень хорошо понимали и  чувствовали друг друга. И сегодня я видел, что папа чем-то озабочен. На лбу хмурые продольные морщины, взгляд уставший и виноватый.

– Все хорошо? – спросил я, скидывая пиджак и устраиваясь за столиком напротив.

Отец неопределенно повел плечами. К столику подбежал официант с блокнотом, чтобы взять у нас заказ, а потом парнишка так же шустро удалился.

– Как сказать...  как сказать.

– Лучше прямо и без обиняков.

– Ну, если прямо, то боюсь, что отчасти в твоих проблемах на фирме виноват я, – вздохнул отец, поднимая на меня свой раздосадованный взгляд. – Наверное, мне все же надо было с тобой поделиться кое-какой информацией, сынок.

– Информацией касательно Эллы, или как ее там?

Отец удивленно вскинул брови. А я продолжил:

– Эта, бывшая начальница Леры. Главный редактор желтой газетенки, в которой Лера работала. Я в курсе, что она спелась со Славкой и знаю, что вы с ней знакомы. Пап, не пойми неправильно, но я хочу знать, что вас с этой женщиной связывало и чего от нее вообще ожидать?

Возможно, это прозвучало немного резче, чем мне бы того хотелось. А может, отец увидел в моем выражении лица какой-то намек или упрек, не знаю. Но сразу подобрался и выдал свое жесткое:

– Только не надумывай себе того, чего не было, Мир.

Я кивнул.

– Отношений у меня с этой женщиной никогда не было. Ты же знаешь, что я безумно любил и люблю твою мать. А Элла это, так… – махнул рукой отец, – назовем ее старой знакомой из прошлого.

– Старая знакомая, которая была в тебя влюблена, – сказал я, не спрашивая, а констатируя факт.

– Она так говорит, да. Но человек, который искренне любит, не будет никогда опускаться до таких низостей, как месть, Мирон. И уж тем более не будет отыгрываться на ребенке якобы любимого человека.

Наш разговор прервал снова нарисовавший у столика официант. И что, блин, за умение появляться в самый неподходящий момент?

Парень в светлом костюме поставил перед нами горячее и парочку безалкогольных коктейлей и тут же снова ретировался.

– Элла всегда хотела хорошей жизни, – продолжил отец, – и полагаю, мечтала породниться с влиятельной семьей. В свое время только глухой и слепой не знал фамилию Троицкий. Дед постарался на славу.

– А конкретнее? Откуда ты ее знаешь и что вас связывало в прошлом, если не отношения?

– Конкретнее? – ухмыльнулся отец. – Твоя бизнес-хватка даже в личной жизни впечатляет, Мир. От деда тебе досталось гораздо больше  характера, чем мне.

– Пап, давай не будем съезжать с темы.

Отец снова ухмыльнулся, сделал глоток освежающего напитка и, откашлявшись, поджал губы. Рассказывать ему явно не хотелось, но выбора у него не было. Я же сегодня был за рулем и пить не собирался, однако, похоже, для “принятия” такой истории все же пропустить пару бокалов виски не помешает.

– В общем, познакомились мы, когда я только начал продавать свои первые картины и готовился к открытию собственной галереи…

Дальше я, как говорится, навострил уши и слушал, стараясь не упустить ни одной детали. Но, собственно, ничего страшного, странного или пугающего в истории отца не было. Все соль была в том, что Элла всегда была капризной девчонкой, из богатой семьи, привыкшей получать все, чего она захочет. И эта “принцесса”, которая впоследствии оказалось амбициозной стервочкой, как-то раз попала на выставку картин отца.

Уж не знаю,  почему, но пигалица тут же запала на молодого художника. Парня двадцати восьми лет, у которого на тот момент уже была жена и маленький сын, то бишь я.

Впоследствии, каким-то чудесным образом, хотя тайной за семью печатями это не было, Элла узнала, где находится мастерская отца и записалась на курсы, которые в то время он только начинал преподавать. Поначалу она показалось отцу особой, и правда безумно увлеченной живописью, которая была готова и дневать, и ночевать с кисточкой в руках у мольберта, но  вскоре отец начал замечать интерес молодой  ученицы к себе. Ученицы, с которой у него установились достаточно открытые,  дружеские отношения, выстроилось прекрасное взаимопонимание за пару-тройку лет общения. По словам отца, они даже созванивались время от времени, когда Элла уехала за границу. Поддерживали связь. Могли часами обсуждать живопись и искусство, но никогда ни один из них не позволял себе большего. У Эллы, как казалось отцу, были к нему исключительно дружеские чувства, сам же он был по уши влюблен в жену и в принципе не рассматривал никаких других вариантов развития “отношений” с молодым дарованием, кроме как дружеских. Но однажды все поменялось.

Элла вернулась в город и, видимо, почувствовав момент, решила сделать