— Мирна, прекратите усложнять вещи, прекратите строить из себя гребаного адвоката! — Гулл воздел руки вверх. — Речь идет не о вашей жизни!

Уиммер хмуро посмотрела на него и насухо проглотила две таблетки.

— Я вас предупредила, Франко.

— Искренность в чем? — Гулл повернулся ко мне. — Я сказал вам, что спал с пациенткой.

— Только с одной?

Его глаза всматривались в мое лицо. Он пытался понять, как много мне известно.

— Нет, не с одной, — наконец сказал он. — Но всегда по взаимному согласию. Глупый мальчишка узнал, устроил истерику и заявил, что не может мне больше верить и хочет уйти к другому доктору. Потом он угрожал донести на меня. И это он-то!

— Что вы имеете в виду?

— Причина, по которой он попал к нам, — неумение справляться с собственными сексуальными проблемами. Он преследовал женщин. Так кто он такой, чтобы учить меня?

— Но вы же понимаете, Франко, почему Гэвин решил, что вы не идеал психотерапевта?

— Да понимаю, понимаю! Я не должен был этого делать, но все-таки делал. Но я ничего не выставлял напоказ, мои связи с пациентками не были демонстративными. Но он стал вынюхивать, специально занимался этим. Дело в том, что у парня была травма мозга, его сознание оказалось искажено. Он страдал патологическим влечением… крайней навязчивостью.

— Однажды ухватившись за что-то, он уже не отпускал это из рук, — перевел я для Майло.

— Вот именно, — сказал Гулл, словно сделав для себя открытие.

— Как Гэвин все-таки узнал, что вы спали с пациенткой?

— Я уже сказал — вынюхивал. — Гулл издал хриплый смешок. — Следил за мной.

— Каким образом?

— Он шатался вокруг здания после сеансов или сидел в своей машине на улице.

— На какой улице?

— На Палм-драйв. У заднего выхода, за парковкой. В то время я этого, правда, не замечал, но позднее, когда он все вывалил на меня, я понял, что он следил из машины.

— Какой марки?

— "Мустанг".

— Цвет?

— Красный. Красная машина с откидным верхом. Но верх всегда был поднят, стекла тонированы, поэтому я никогда не знал, есть ли кто внутри.

— Это та машина, в которой его убили, — заметил я.

— Что ж, мне жаль, что так случилось. Только я к этому не имею никакого отношения.

— Но он пришел к вам и угрожал донести, так?

— Неужели за это надо убивать?

— А за что надо?

— Ни за что. Насилие — всегда ошибка. — Гулл поискал в карманах свой платок.

Я заметил его на полу позади него, но промолчал.

— Я не стану никого убивать ни по какой причине. Я ненавижу насилие.

— Занимаетесь любовью, а не войной, — кивнул я.

— Послушать вас, так я шалопай и распутник. Но все было по-другому. Некоторым женщинам нежность постоянно необходима. Это я вам говорю как психотерапевт.

Уиммер сжала кулаки, стоя в углу комнаты.

— Итак, Гэвин шатался вокруг офиса.

— Да, черт его побери!

— Как часто?

— Не знаю. Я застукал его только один раз.

— А когда он застукал вас?

— Вы собираетесь это использовать против меня?

— Нарушение этических норм — это наименьшая из ваших проблем.

— Что вам, в конце концов, нужно?

— Все, что вы знаете.

— Великий инквизитор. Как вы сможете оправдать свое поведение с профессиональной точки зрения?

— Мы все как-то приспосабливаемся к обстоятельствам. Майло звякнул наручниками.

— Конечно. Прекрасно. Давайте заниматься делом, — быстро произнес Гулл.

— У вас проблемы? — спросил я Уиммер. — Плотный график и все такое?

Адвокат заколебалась.

— Ми-ирна! — взвизгнул Гулл.

Она взглянула на часы, вздохнула и уселась в свое кресло:

— Я к вашим услугам. Устраивайтесь поудобнее, мальчики.

— Надо было прислушаться к собственному чутью, — сказал Гулл, — мне с самого начала не хотелось заниматься этим парнем.

— Не ваш тип пациента? — спросил я.

Он не ответил.

Несколько минут назад Гулл прокашливался так, будто у него запершило в горле, и Майло предложил Мирне Уиммер попросить кого-нибудь принести воды для ее клиента. С раздосадованным видом она куда-то позвонила, и в комнате появилась девица с подносом, на котором стояли наполненный водой графин и стаканы, но Гулл пить, однако, отказался.

— Почему вы не хотели лечить Гэвина Куика? — переформулировал я вопрос.

— Я не люблю молодых. Слишком много кризисов, слишком много переменных факторов.

— Плюс ко всему травма мозга.

— Это тоже. Не люблю психопатов. Скучно. Неинтересно.

— Молодой человек с травмой мозга. К тому же мужского пола.

— Я принимаю и мужчин.

— Не слишком-то много.

— Откуда вы знаете?

— Я ошибаюсь?

— Я не стану разглашать информацию о моих пациентах. Как бы вы на меня ни давили.

— Этические нормы и все такое, — кивнул я.

Гулл промолчал.

— Итак, Гэвин следил за зданием. Но как он все же узнал, что вы спите с пациенткой?

Гул поморщился:

— Это необходимо?

— В высшей степени.

— Хорошо, хорошо. Он стоял на парковке, когда мы вышли.

— Вы и пациентка?

— Да. Милая женщина. Я провожал ее. Было поздно, темно, она оказалась последней пациенткой, и я уже закончил работу.

— То есть вы вели себя по-рыцарски. И что же Гэвин увидел?

Гулл заколебался.

Майло вытянул ноги. Уиммер полировала рукавом стекло на часах.

— Мы целовались, — наконец сказал Гулл. — Да, было глупо делать это вот так, в открытую. Но кто знал, что за нами следят? Мальчишка припарковался за поворотом.

— У него был длинный нос.

— Вы должны понять: я не пользовался положением. Это была любовь. Взаимная любовь. Эта женщина перенесла в жизни немало жестоких утрат, и ей требовалось утешение.

— Утешение по полной программе, — вставил Майло.

— То, что я делал, — неправильно. С формальной точки зрения… С позиции этических норм. Но особенность ситуации диктовала определенную степень интимности.