По прошлому опыту Джикс знал, что короля можно обхитрить. Повелитель на многое способен; для этого надо лишь, чтобы он вообразил, будто это его собственный замысел. Вот только время поджимало — на обработку короля потребовались бы месяцы. Обычно время не имело значения, но не сейчас. Единственной позитивной вещью посреди всей этой безнадёги был воздушный корабль. С его помощью можно быстро достичь любого пункта назначения, главное — чтобы король понял, какая серьёзная угроза нависла над его королевством. Но если он этого так и не поймёт, Джикс решил, что тогда он, Майки и Ник улетят одни. Правда, без короля, без его не-памяти, без его армии у них против Мэри шансов почти не будет.

* * *

Ни Джонни-О, ни Чух-Чух Чарли не имели понятия, куда их занесло, когда «Гинденбург» прибыл в Чичен-Ицу; единственное, что они могли сказать определённо — это что город показался им раем на земле. Ангелы — которые оказались вовсе не ангелами, а рыжеволосыми послесветами с крыльями — спустили дирижабль с небес на грешную землю. Появление гигантского воздушного корабля оказалось столь значительным событием, что сам король пришёл лично поприветствовать новоприбывших — он думал, что это, возможно, давно ожидаемое пришествие богов. Когда выяснилось, что гости — вовсе не боги, королевский визирь стал надоедать, чтобы их немедля бросили в Шибалбу, но на его наезды перестали обращать внимание, когда Джонни-О показал королю целое ведро, полное монет. По мнению его превосходительства, ведро было куда ценнее всего золота Междумира. Это был самый замечательный дар, когда-либо полученный королём Яшем.

— Общеизвестно, — провозгласил король, — что мы щедры к тем, кто щедр к нам.

Сказано — сделано. Джонни-О и Чарли обзавелись целым штатом личной прислуги, а в Зале Тысячи Колонн постоянно шёл пир горой: стол перед воздухоплавателями никогда не пустел, на нём постоянно появлялись всё новые виды перешедшей пищи и питья. Поскольку послесветы никогда не объедаются и никогда не набирают вес, о таком способе проводить вечность можно только мечтать. Даже Чарли бросил петь и знай уплетал за обе щёки.

Наши герои роскошествовали уже больше недели, когда в Городе Душ объявился Ник. Увидев его, Джонни-О бросился ему на шею, как самому дорогому и близкому родичу. Однако трогательная встреча продлилась ровно до того момента, когда Ник открыл рот.

— Нам надо убедить короля выступить против Мэри, — сказал он.

— Вы чё, совсем сдурели? — воскликнул Джонни. Он как раз в это время что-то жевал, кажется, курицу. — Выбросьте из бошек! Дела Мэри нас больше не касаются.

— Меня касаются, а, значит, и вас тоже.

— А мы больше на тебя не работаем, — заявил Джонни-О. — Считай, что мы уволились.

Ник схватил собеседника за рукав, испачкав шоколадом его рубашку:

— Если мы останемся здесь и ничего не предпримем, Мэри в конце концов придёт в Город Душ с такой армией послесветов, что свергнуть короля ей будет как раз плюнуть. Воображаешь, во что превратится это место под властью Мэри?

Джонни-О насупился. Если здесь воцарится Мэри, город перестанет быть бесконечной ярмаркой, а уж о вечном пиршестве для него и Чарли и вовсе придётся забыть.

— Слушай, вот те вечно нужно испортить мне смерть, а?

Ник повернулся к Чарли за поддержкой, но мальчик ничего не сказал, лишь улыбнулся и продолжал жевать.

* * *

Постороннему наблюдателю могло бы показаться, что Чух-Чух Чарли окончательно сошёл с ума, но на самом деле это было не так. Он попросту пребывал в совершенной гармонии со вселенной. Он продолжал петь, но — про себя. Песни бесконечной весёлой чередой проплывали в его мозгу — не успевала закончиться одна, как начиналась другая; и хотя слова в них были разные, смысл оставался одним и тем же:

«Ты готов, Чарли, — твердили мальчику песни. — Пришло время двигаться дальше».

Он знал это с самого первого мгновения, когда начал петь, и в любой момент мог бы взять из ведра монету, зажать в кулаке и завершить своё странствие. Однако он не хотел так поступать из любви к Джонни-О — не мог оставить того в одиночестве. Но до тех пор, пока в голове Чарли будут звучать песни, он не устанет ждать — даже если бы ждать пришлось до скончания времён. Он проникся пониманием того, что ощущают души в центре Земли. Исполненный бесконечного терпения, сосредоточенный на себе самом, Чарли сам был теперь одним из них — пусть даже он находился на поверхности, а не в ядре планеты.

И только сейчас, когда с ними был Ник, Чарли почувствовал, что может оставить Джонни. Вечером того же дня, когда Ник появился в Городе Душ, Чарли вышел из Зала Тысячи Колонн и направился к кузне. Короля там не оказалось — он обретался где-то в городе, демонстрировал способности Майки узкому кругу своих прихлебателей и льстецов. В этот круг входил и лучадор, так что статую сейчас никто не охранял.

Чарли ошибался, думая, что он один. За ним увязался хвост.

Чарли подошёл к скульптуре, искусно сделанной из тысяч междумирных монет, собранных со всех душ в Чичен-Ице и вынутых из их с Джонни ведра. Статуя имела удивительное сходство с королём Яш-Куук-Мо, но Чарли это не ввело в заблуждение. Можно расплавить монеты, распрямить их, сделать из них скульптуру, но ничто не в силах извратить их сущности. Они оставались тем же, чем были всегда — средством двигаться дальше.

— Чарли!

Мальчик повернулся и увидел Ника.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Ник.

Чарли вдруг обнаружил, что у него не хватает слов для объяснения всего того, что он чувствует и думает, поэтому он запел:

— «Забыть ли старую любовь и не грустить о ней...»[45]

Затем, боясь, что передумает или что его силой уведут отсюда, он вытянул руку...

— «Забыть ли старую любовь и дружбу прежних дней...»

...и коснулся статуи.

— Чарли, не надо!

Но поздно. Сделанного не воротишь. Частичка металлической фигуры размером с монетку исчезла, а перед мальчиком открылся туннель, в конце которого сиял свет — яркий и тёплый. В то же мгновение к Чарли вернулись все воспоминания, которые он утратил за годы в Междумире.

И не только они: в голове Чарли сейчас что-то заговорило — нет, не голос, скорее чувство. Мальчик понимал — он должен этим поделиться, но сознание его было так переполнено воспоминаниями, что места для слов не находилось. Однако он постарался собраться с мыслями и передать то, что звенело у него в мозгу, понимая, что времени у него катастрофически мало:

— Толстый Аламо... Тринити... Граунд Зеро...

— Чарли?!

— Точно! Меня действительно зовут Чарли! Правда, здорово?

Он с ликованием бросился в туннель, к свету, и ушёл туда, куда уходят все.