И вот так из года в год он следил за собой, оценивал себя, свои грехи и упущения. Обе ипостаси «писатель—человек» срослись, совместились, образуя кентавра, где, скорее всего, писатель — человечья половина, а человек — это конь.

Другой пример: отец — ребенок. Я выступаю как отец своего ребенка и одновременно как сын своей матери. Соседство отнюдь не простое. Я требую постоянной любви и уважения от своего чада, но куда в меньшей степени делаю это для своей матери.

Ощущает ли себя кентавр больше лошадью или больше человеком? Или такого вопроса для него нет. То есть ощущаю ли я себя сыном-отцом одновременно? На первый взгляд, нет. Но тогда спрашивается, откуда же угрызения совести, чувство вины, не есть ли соединение отец-сын чувство шва? Мне могут заметить, что когда кентавр скачет, он ощущает себя конем, когда он стреляет из лука, он — человек. Однако внутренний кентавр не рефлектирует, он выступает во всей цельности своих противоположностей, тем он нам и интересен.

Кентавры на исходе XX века в России проявляют себя все интенсивнее: я хочу уехать, покинуть эту страну, мне ненавистны ее беззакония, разруха, противно видеть, как ее разворовывают, меня отвращает борьба за власть… Я не могу покинуть ее, потому что люблю ее, жалею, потому что защищал ее, потому что люблю этот народ, люблю наши интеллигенцию, наши традиции, нашу природу. Ненависть и любовь, боль и привязанность, жалость и возмущение, я эмигрант и я иммигрант, я защищающий и я отвергающий, все спуталось, срослось, сосуществует в мучительной двузначности.

Как известно, кентавры имели нрав необузданный, были буйны и агрессивны, Вызвано это было их функциональной неопределенностью. Они не очень представляли себе, для чего они нужны. Так маленькие домашние собачки, всякие болонки обычно злы, не видя своей предназначенности. Человек назначен мыслить, стоячий образ жизни для размышлений неудобен, сидеть же на четырех ногах невозможно. Между тем именно сидячесть имела неоцененное еще значение в умственном развитии человека. Кентавристика как наука родилась благодаря письменному столу и стулу в доме ее основателя.

Хотя бы отчасти она позволяет по-новому взглянуть на человека — наиболее таинственное явление в этом мире. Именно через невозможные соединения, именно через сочетание несочетаемого, то, что составляет сущность кентавра, значение его Для человеческой души.

История последних лет порождает все новых кентавров, порой фантастичных. Так последние события в России явили миру во всей своей наготе так называемых красно-коричневых.

Четыре года шла война на уничтожение между коммунизмом и фашизмом, вернее, между коммунистами и фашистами. Гитлеровский нацизм был разгромлен. И вот спустя полвека в России, стране-победительнице, которая освободила мир от фашизма, возродилась новая разновидность: коммунист-фашист. Под красным знаменем, на котором вместо серпа и молота изображена свастика, шествуют верные последователи Ленина и Гитлера. Они проповедуют национализм, ненависть к инородцам, великую русскую Империю. Непримиримые, казалось, идеологии слились, смертельные враги заключили союз, дети и внуки тех, кто воевал друг с другом с непримиримой ненавистью, действуют заодно против демократии. Общий враг заставил из забыть о разногласиях. Такой идеологический кентавр опасен, как летающий тигр, мы не умеем с ним бороться.

Мифологического кентавра художник запросто изобразит, он зрительно распознаваем, внутренний же, душевный кентавр — это не наглядная тварь, он невидим, не дышит, не скачет, человек прячет его в своей душе. Тем не менее великие писатели распознавали это чудище, они видели, как звериное причудливо соединялось с человеческим, страдающее — с преступным, вспомним лермонтовского Демона, пушкинского Сальери. Таких героев мировая литература знает немало, история также.

Человек готов смириться с тем, что может быть то плохим, то хорошим в зависимости от обстоятельств. Куда труднее признать, что в душе его могут уживаться и хищник, и ангел. Если я утверждаю, что кентавры живут внутри нас как сочетание несочетаемого, как соединение противоестественного, то спрашивается, почему такое противоречие существует устойчиво, что поддерживает его существование? Почему совесть, религия позволяют торжествовать кентаврам? Почему не сокрушают его?

Давно известно, что в человеческой душе могут уживаться и черт, и ангел, самое лучшее и самое худшее. Как заметил Паскаль: «Человек, желая стать ангелом, становится зверем». Возможности человека не измерены ни в сторону добра, ни в сторону зла. Весь предыдущий опыт для этого недостаточен, XX век это показал. Человек как был тайной, так и остается. Душа его тем более. Что хранится в ней, какова ее жизнь?

Кентавр нечто иное, чем соседство. Я говорю о внутреннем кентавре. В наиболее общем виде «кентавр внутренний» — симбиоз, в котором соединяются и живут, казалось бы, исключающие, неприязненные состояния… Кентавристика? Кентавристы — путешественники, с любопытством озирающие неизвестную им страну, куда занесла их легкомысленная игра ума. В этой несерьезности чаще всего бывают прекрасные находки.

Кентавры, русалки, минотавры, горы — множество созданий такого рода возникали в мифах разных эпох и народов. Человек-птица, человек-рыба, человек-змея, можно вспомнить сфинксов, нику — их всегда творило мифологическое сознание. Наверное, они, кроме всего прочего, выражали потребность человека совместить несовместимое.

ПУГОВИЦЫ

Я сохраняю атавизм в обычаях, в одежде, так, например, я обнаружил, что пуговицы на рукавах некоторых моих пиджаков не имеют теперь никакого смысла, это рудименты XVIII века, когда обшлага отворачивались и пристегивались, чтоб они не опадали.

Гений никогда не ходил в учениках другого гения, возьмите художников, допустим, Рафаэля или Рембрандта, они не годятся в учителя и у них не может быть учеников, потому что в их направлении невозможен дальнейший прогресс, они достигли совершенства.

ЗАКУРЖЕВЕЛО

Наутро я вышел и обомлел. Лесистые дюны у залива преобразились. Никогда ни летом, ни весной не было здесь так сказочно. Уже много лет знаю этот берег, и лишь сегодня увидел его в таком наряде. Не мог и помыслить, что в гардеробе у него хранится такое сказочное. Каждая веточка опушилась снегом, не просто опушилась, подобное бывало при липких снегопадах, нет, тут случай иной. Я отломил веточку куста, она сразу опала, потеряла наряд, стала сухой хворостинкой. Уже осторожно отломил другую, рассмотрел, она вся была в игольчатых кристаллах. Сложнейшая структура, ювелирная работа по серебру высшего мастерства. Прелесть матовой белизны изделия, местами муаровая. На соснах иголочки были отделаны по-другому, наряжены узорчатой канителью. Все сосны являли новую выделку снега, по оттенку похожую на жемчужную. Поражала добросовестность, с какой отделана была каждая из миллионов хвоинок, веточек, самые корявые, чахлые — всем достались наряды.

Вспомнилось слово «закуржевело», точное, единственное….

Мы все думаем по-разному, а поступаем одинаково.

Скучно жить, когда лошадь превратилась в лошадиную силу.