взял за основу сюжета, видимо, в расчете на коммерческий успех. Все эти сюсю-мусю, безусловно, — архаика, однако Диккенс потрясающе описал эпоху, быт, нравы. А еще, да будет вам известно, он великий приколист! Чтобы не быть голословной, я вам сейчас кое-что прочту. Из «избранного». Если я вас не слишком утомила.

— Пока не слишком… хи-хи-хи… валяй-валяй, читай!

Безусловно, не лишенный чувства юмора, он по достоинству оценил привычку дряхлой миссис Смоллуид то и дело засыпать у камина и валиться в огонь — весело похмыкал, но гениальная строчка в окошках вестибюля появляются пудреные парики, и их обладатели глазеют на беспошлинную пудру, что весь день сыплется с неба, увы, оставила его равнодушным. Более того, он зевнул в кулак.

— Извини… Кислородное голодание. Надо будет завтра за город съездить, чистым воздухом подышать, погулять… Поехали все вместе?

— Нет, завтра я пойду заниматься в Историчку. В Историческую библиотеку.

— Да хватит уж тебе заниматься! По-моему, ты и так знаешь больше, чем надо… Шучу-шучу, не сердись! Правда, поехали? Сходим в кабак, отметим как следует Анжелин день рождения. Можно, в принципе, и ее пацана взять. Погляжу на него поближе… — Заложив руки за голову, он потянулся с плохо скрытым длинным зевком, а когда вернулся в исходное положение и скрестил на груди налитые силой руки, созданные, несомненно, не для того, чтобы шелестеть страницами фолиантов, то, покусывая губы, еле сдерживал смех: — Кто б сказал, в жизни бы не поверил!

— Это вы о чем?

— Да так. Анекдот один вспомнил… О, смотри-ка, вроде наша Анжела явилась!

Даже с учетом жесткой современности встреча Швырковых поразила своей суперсдержанностью: отец и не подумал подняться навстречу любимой дочке, влетевшая на кухню злющая Анжелка тоже не горела желанием броситься ему на шею.

— Ты бы хоть позвонил, предупредил, что приедешь!

— Решил сделать тебе сюрприз.

— Обошлась бы я и без твоих сюрпризов!

— Ладно, Анжела, не выступай. Посмотри-ка лучше, какие я тебе привез цветочки… и еще кое-что. — Недавний ревностный родитель, сейчас он вел себя как вяло-невозмутимый отчим, который по просьбе жены заехал поздравить падчерицу и которому, в сущности, глубоко наплевать, как его тут встретили и что ему тут сказали: закинув в рот маслину, он сплюнул косточку в кулак и, не спеша, потягиваясь, поднялся с дивана. — Татьяна, пошли посмотрим.

Всклокоченная крошка нервно оглядела себя в зеркале, наверное, вспомнив, что впопыхах могла одеться не в том порядке, прошипела еще что-то нечленораздельное в адрес отца, но, увидев весеннюю композицию из сказочных розовых тюльпанов, нарциссов и ирисов в белой корзине с серебристыми бантами, слегка расслабилась: — Вау!

— Тут для тебя еще кое-что… в принципе зима уже кончилась… короче, держи!

Заглянув в большой пакет, Анжелка кокетливо запустила туда лапку и извлекла шубу.

— Ого! Как бы щипаная норка? А сколько она стоит? Тысяч пять баксов?

— Какая разница?

С ума сойти! Шубка, безусловно, смотрелась неплохо, но сильно смахивала на цигейку, а за пять тысяч баксов, между прочим, можно было исколесить пол-Европы и столько всего увидеть! И Лувр, и собор Святого Петра, и Трафальгарскую площадь.

Покрутившись перед зеркалом, Анжелка с пристрастием поизучала свою бледную физиономию, изрядно потускневшую после двух дней непрерывной любви, — оттянула пальцами нижние веки, взбила челку, облизала губы — и недовольно скривилась:

— Жалко, темная, была б посветлее, б

ыло б лучше.

Странное дело: прилетевший за две тысячи километров отец не обиделся, не разгневался — безразлично пожал плечами:

— Не нравится, снимай.

— Ну и сниму! Подумаешь, напугал! — Жуткая нахалка стащила шубу и — о, ужас! — бросила ее отцу прямо в лицо. — Вали ты со своей шубой, знаешь куда?!

Не побоявшаяся показаться невежливой, «квартирантка» моментально рванула на кухню, решив для себя, что, если Швырковы сейчас начнут орать и ругаться, она удерет еще куда-нибудь подальше. Хоп-хоп-хоп — в метро, на электричку и к Жеке!

К счастью, обошлось без эксцессов. Сначала за праздничный стол, лениво подтянув к нему ногой стул, уселся тщательно скрывающий свои эмоции отец, через несколько секунд — не скрывающая своих эмоций, свирепая дочь.

Веселенький день рождения! Лютая Маленькая Разбойница, нарушив все свои белково-лепидные и прочие диеты, с жадностью беспризорницы поглощала высококалорийные продукты и, запивая икру и осетрину торопливыми глотками французского шампанского, посверкивала на отца злыми щелочками глаз. В ответ на ее испепеляющие взгляды он иронично похмыкивал, чем приводил Анжелку в еще большее бешенство.

Теперь отец и дочь Швырковы напоминали «воображалу» старшего брата с «врединой» младшей сестрой: из-за большой разницы в возрасте нет абсолютно ничего общего, а родство — всего лишь неиссякаемый источник для взаимного раздражения.

Отец точно раздражал Анжелку. Она не переставала зло огрызаться на его шуточки и окатывать родителя брезгливым презрением, за которым угадывалась какая-то страшная обида. И дело было, конечно, не в цвете шубы и не во внезапном появлении отца, прервавшем свидание с Сережкой. Подумаешь! Причины крылись в чем-то другом. Давнем. Быть может, в Анжелкином барачном детстве, когда ее запирали одну в комнате, а сосед-пьяница барабанил в дверь, в окно, грозился убить? Сомнительно. Детские переживания мучительны своей невысказанностью, Швыркова же всегда рассказывала о них с изумляющей легкостью и с таким торжеством, как будто благодаря им получила пожизненную индульгенцию… Кстати, а почему бы и нет? Хотя, помимо страсти к ключам и замкам, барачное детство, по большому счету, никак не отразилось на ее душевном здоровье, хитрющая Анжелка вполне могла шантажировать им отца, изображая смертельно обиженную на него дочь, которая по милости бессердечных родителей на всю жизнь осталась психически больной. Отец должен искупить свою вину сполна! — именно этим девизом, по-видимому, и руководствовалась Анжелка, в компании с отцом неузнаваемая: то агрессивная, то придурковато-задумчивая и вздрагивающая от каждого резкого звука — звяканья упавшего на пол ножа или глухого хлопка бутылки шампанского, умело откупоренной сильной мужской рукой.

— Так что, девчонки, поедем завтра за город?

— Чего ты придумал? Куда это, за город?

— Отличное место: лес, озеро, классный ресторан. Думал прихватить вас обеих.

— Надо говорить обоих, понял?! — «Крошка Дулиттл» определенно зарапортовалась, но нужно знать Анжелку — даже если с двух сторон послышится смешок, она все равно будет до бесконечности с пеной у рта доказывать, что надо говорить «обоих»: все говорят «обоих!» И по телевизору говорят «обоих»! Я сама слыхала! А ты ваще ни черта не знаешь!

— Угомонись. Больно ты образованная стала за последнее время. Аж страшно! Самое время тебе проветриться. Можно заодно и твоего студента проветрить. Как его? Сергея. Я не возражаю. Позвони-ка ему.

— Не поедет он с тобой,