Философию, которой руководствовалась испанская империя, опознать несложно. Великие богословы шестнадцатого столетия, фра Франсиско де Витория, фра Доминго де Сото и епископ Бартоломе де Лас Касас, считали, что им достоверно известна «природа» испанских доминионов. Два сочинения Витории, «Об Индиях» (1539) и «De justitia et iure»[112] (1556), наглядно о том свидетельствуют. Но в трудах этих богословов обсуждалось прежде всего, какими правами обладали коренные жители Америк до прибытия испанцев и какие права получили испанцы после завоевания. Как автор старался показать на страницах этой книги и ее предшественниц, испанцы весьма усердно анализировали этическую составляющую своих походов‹‹766››. Витория утверждал, что испанцы имеют полное право поселиться в Индиях и торговать там, покуда не начнут скверно обращаться с naturales. Еще они обязаны обращать местное население в христианство. Но если индейцы откажутся от обращения, конкистадоры не вправе навязывать им христианство силой. Лишь если индейцы нападут на испанцев — на чем настаивали пионеры-завоеватели: Франсиско Эрнандес де Кордоба и Хуан де Грихальба на Юкатане, соответственно, в 1517 и 1518 годах, уверявшие, что подверглись нападениям, — у конкистадоров появляется право применить силу и даже поработить врагов.

Предполагалось, что коренное население должно «вписаться» в более широкое целое. Дантова идея о желательности всеобщей монархии активно обсуждалась в шестнадцатом столетии, пускай сам трактат Данте «О монархии» (1312–1313) угодил в перечень запрещенных книг. Этот трактат представлял собой философское рассуждение о необходимости единой мировой монархии. В книге II утверждалось, что Священная Римская империя лучше всего была приспособлена к этой роли. Мир, как настаивал Данте, в состоянии успешно обеспечивать лишь один всемогущий монарх‹‹767››. Германский автор Георг Зауэрманн, побывавший в Испании в 1520 году, также призывал к всеобщей христианской монархии в своем сочинении «Hispaniae consolatio»[113], посвященном, кстати, епископу Руису де ла Моте, учителю и советнику императора Карла‹‹768››. Руис де ла Мота в 1520 году называл своего бывшего ученика императором мира‹‹769››. Идея христианского единства сильно занимала Эразма Роттердамского и Хуана Луиса Вивеса. Джованни Ботеро тоже полагал, что род человеческий «будет жить счастливо, если все на свете окажутся подданными одного правителя». Ведь как чудесно путешествовать повсюду, говоря на одном языке и расплачиваясь одними и теми же деньгами!‹‹770›› Потому империя в Америках, несомненно, воспринималась как шаг на пути к этому желательному свершению.

Наставник Филиппа II и враг Лас Касаса Хинес де Сепульведа сочинил два глубокомысленных трактата, «Democrates Primus» и «Democrates Secundus»[114], посвященных универсалистским притязаниям императора Карла. При этом содержание первого составляли призывы к сопротивлению туркам, а во втором говорилось о важности обороны испанских завоеваний в Америках. Даже Лас Касас, которого часто характеризуют как врага имперской идеи, считал, что королям Кастилии «следует быть повелителями мира, императорами, что правят множеством земель»‹‹771››. В 1563 году ходили слухи, что Филиппа провозгласят королем Индий и Нового Света, и эта идея еще долго будоражила умы‹‹772››.

Представление об империи в шестнадцатом столетии было не слишком отчетливым. Лучшим специалистом по этому вопросу может считаться Рамон Менендес Пидаль, директор испанской Королевской академии, который читал в 1937 году лекции по имперским идеям Карла V. Бежавший из Испании вследствие гражданской войны, Менендес Пидаль пытался представить императора как лидера испанского крестового похода против ислама. По воле Карла, удайся этот его замысел, вся Европа подчинилась бы испанскому влиянию. Таковы были, по утверждению Менендеса Пидаля, собственные намерения императора, и здесь ни при чем его дальновидный канцлер Меркурино Гаттинара. Необходимость проникновения в Новый Свет озвучил наставник Карла епископ Педро Руис де ла Мота на заседании кортесов в Корунье в 1520 году; это «авторство» тем более примечательно, что епископ был converso из Бургоса и приходился двоюродным братом одному из капитанов Эрнандо Кортеса, чья помощь столь пригодилась в финале битвы за Теночтитлан‹‹773››.

Новые испанские владения были завоеваны и обращены в христианство людьми разных национальностей: тут и итальянец Колумб, и несколько эстремадурцев (Овандо, Кортес, Сандоваль, Тапиа, Альварадо, Писарро, Сото и Вальдивия), севилец Понсе де Леон, кастилец Диего Веласкес и прочие. Из Эстремадуры был и исследователь Амазонки Франсиско де Орельяна, а семейство Монтехо принадлежало к уроженцам Саламанки. В Парагвае и Аргентине отличились баски Мартинес де Ирала и Хуан де Гарай, родственник завоевателя Ямайки. Мигель Лопес де Легаспи, покоритель Филиппин, тоже был баском, подобно Элькано, помощнику Магеллана. В северной части нового континента Латинская Америка действовали выходцы из Кордовы, например Хименес де Кесада и его неутомимый племянник Антонио де Беррио.

Разнообразие регионов, из которых были родом эти завоеватели, напоминает нам о том, что испанская империя в Америках являлась грандиозной попыткой, предпринятой многими областями Испании, а вовсе не какой-то одной провинцией, пускай андалусийцы и составляли большинство в первом поколении эмигрантов. В истории Фернандеса де Овьедо упоминается об испанцах из разных областей родной страны, в конце концов осознавших свою общую родословную в панамских джунглях‹‹774››.

Португальцы, фламандцы, греки, флорентийцы и французы тоже довольно часто принимали участие в большинстве великих экспедиций. Тот же Магеллан был португальцем, и повсюду в путешествиях той эпохи фигурировали его соотечественники. Педро де Вальдивию в Чили сопровождали немцы. К числу первых францисканцев в Новой Испании принадлежали французы и фламандцы.

Кроме того, испанцы обычно полагались на местных союзников в своих завоеваниях. Майя, тотонаки и, прежде всего, тлашкальтеки сыграли важнейшую роль в завоеваниях Кортеса. В Новой Испании существенной оказалась поддержка отоми, а в Перу индейцы-каньяри делом доказали свою полезность Писарро и испанской короне.

Вскоре после завоевания во всех областях Индий конкистадоры принялись брать в жены дочерей местной знати. Так, в Новой Испании Леонора, дочь Монтесумы, вышла замуж за конкистадора Хуана Паса, а затем за Кристобаля де Вальдерраму. Ей выделили энкомьенду в Экатепеке в окрестностях Мешико в 1527 году; впоследствии ее дочь, тоже Леонора, и зять Диего Ариас де Сотело пользовались этим даром до 1568 года‹‹775››. Другая дочь Монтесумы, красавица Текуичпо[115], побывала одной из любовниц Кортеса, а затем сменила имя на «Исабель», вышла за Алонсо де Градо, потом за Педро Галльего и, наконец, за эстремадурца Хуана Кано из Касереса. В 1526 году она получила энкомьенду в Такубе, которая оставалась в руках семейства Кано до окончания колониальной эпохи‹‹776››. Существует стихотворение, посвященное Текуичпо: