Трэвис, впрочем, сомневался в этом. Он научил ее телесным наслаждениям, но он же причинил ей боль. Он не думал, что она так скоро смогла бы отдаться во власть другого мужчины. Это не в характере его Алисии. Трэвису было спокойнее так думать, при этом в силу присущего ему эгоизма он не понимал, что в этом случае Алисия обречена на одиночество.

Чем она занята сейчас? Ставит на уши Натчез и Новый Орлеан? Или вернулась в Филадельфию? А может быть, она переехала в дом отца и вернулась к спокойной работе, преподает в школе, обучая богатых девочек?

Желание узнать, чем занимается Алисия, снедало Трэвиса так же сильно, как и желание снова уложить ее в свою постель. Он пообещал ей, что исчезнет навсегда, если не сможет сделать ее счастливой, но это обещание оказалось самым трудным в его жизни. Она принадлежала ему, была его частью, и ему была ненавистна мысль, что кто-то другой мог касаться ее.

Ему бы только узнать, что с ней все в порядке и она счастлива… Мысли Трэвиса перенеслись в то время, когда они были вместе и еще не женаты. Он вспомнил смеющиеся сапфировые глаза Алисии, податливость ее тела, когда он заключал ее в объятия. Такой она и должна была оставаться, а не холодной и суровой, какой он покинул ее. Он был так уверен, что все наладилось в ночь свадьбы Огаста. Что же произошло, почему она возненавидела его?

Казалось, с тех пор прошла целая вечность, но это было всего лишь в июне. Они провели вместе три прекрасных месяца, когда появился тот негодяй из Филадельфии. Три месяца, в течение которых весь мир принадлежал ему, и он настолько поглупел, что поверил в счастье. Он до сих пор помнил, как шокирована была Алисия, когда в тот день вошла в салун. Ее лицо было искажено ужасом и чем-то еще. Он так и не смог определить, что еще выражало ее лицо в тот момент, когда он повернулся и увидел ее. Казалось, что нечто сверкающее и новое в ее облике вдруг исчезло. Снова и снова возвращаясь мысленно к этой сцене, Трэвис ощущал все большее беспокойство. Алисия ни под каким видом не должна была оказаться в тот день рядом с салуном. Она никогда не делала ничего предосудительного на публике. Как его угораздило выйти из себя именно в тот момент, когда Алисия совершила несвойственный ей поступок? Должно быть, произошло что-то очень важное, из-за чего она могла явиться туда с таким видом, будто она только что получила в подарок весь мир.

От внезапной догадки о причине ее появления в салуне Трэвис ощутил резкую боль, похожую на боль от удара в живот. Как же он мог оказаться таким дураком, если не понял этого? Он попытался быстро произвести нехитрый подсчет, но не смог сконцентрироваться на датах. Это казалось вполне возможным. Он знал, что это могло случиться. Он не верил, что оказался таким слепцом.

Как иначе можно объяснить, что Алисия в этот день отказалась от соблюдения траура и, нарядившись в яркое платье, отправилась в салун? Что еще могло придать ее лицу такое радостное выражение, так взволновать ее, что она не дождалась его прихода и сама отправилась на его поиски? Он мог назвать только одну причину, которая могла побудить Алисию нарушить правила приличия. Это то, чего она так страстно желала, — ребенок!

Трэвис вскочил на ноги, быстро загасил огонь и оседлал жеребца. Даже если он все придумал только из желания вернуться — это не имеет значения. Он должен удостовериться. Ему нужно еще хоть раз увидеть Алисию. Это было достаточным поводом для того, чтобы он проделал тысячемильный путь назад.

Алисия поскользнулась на наледи возле водяного насоса и с трудом удержала равновесие, ухватившись за голую кизиловую ветку разросшегося куста. Она уже перестала предаваться мечтательным размышлениям и давно жила реальностью. Трэвис не вернется, и она не может больше так жить. До родов осталось не больше месяца. Из нее вытекла вся энергия, и она не могла даже продолжать заниматься с немногими оставшимися учениками.

Неделю назад сыновья Милли заболели лихорадкой, и Алисия возила их в город, чтобы их посмотрел доктор Фаррар. Бекки была поглощена уходом за ребенком и утратила интерес к урокам. В отсутствие женщин мужчины тоже забросили занятия. Очевидно, придется сделать перерыв до весны.

Значит, у нее нет больше причин задерживаться. Подняв тяжелое ведро с водой, Алисия отправилась в обратный путь к дому по обледеневшей тропинке. Все утро она провела согнувшись над плитой, пытаясь приготовить что-нибудь горячее для работавших по утрам мужчин, и у нее заболела спина. Не то чтобы у них было много работы в это время года, но ведь есть что-то надо. Бекки пообещала помочь, но после завтрака так и не показалась на кухне.

Алисия подошла к крыльцу, когда ее настиг пронзительный крик. Раздавшийся в тишине звук был настолько неожиданным, что Алисия выронила ведро и испуганно обернулась. Из амбара выбежали мужчины, но больше ничего не было видно. Сильный утренний мороз смягчился под полуденным солнцем, день выдался ясным. В затененных местах еще оставались островки непрочного льда, напоминающие о вчерашней непогоде, но солнце уже прогрело воздух. Крик не повторился, но прозвучавший вскоре протяжный стон указал направление, в каком следовало двигаться на помощь.

Алисия поспешила вслед за бегущими мужчинами. Бекки. Это точно она. Никто другой не смог бы издать такой громкий вопль, который сочетал бы в себе скрип металла по стеклу и завывание привидения и доносился бы отсюда до Сент-Луиса. Чем бы ни был вызван этот крик, он означал, что что-то стряслось, и у Алисии сжалось сердце, когда она, завернув за угол хижины, засеменила к курятнику.

Бекки лежала на холодном земляном полу в неуклюжей позе, а рядом валялась опрокинутая миска с кормом для кур. Она уже не стонала, а только всхлипывала, когда к ней подбежал первый из мужчин. Он попытался поднять ее, но она закричала от боли. Алисия обратила внимание на неестественно согнутую руку Бекки и позвала мужчин.

Некоторые люди притягивают несчастья, но Бекки — это нечто особенное, твердила про себя Алисия, протискиваясь между окружившими Бекки мужчинами. Огаст повез Милли и ее мальчиков в Сент-Луис, так что в этот раз она не могла рассчитывать на его силу и чуткость. В его отсутствие некому было утешить Бекки.

Уговаривая Бекки потерпеть, Алисия осторожно опустилась на колени рядом с ней и осмотрела ее руку. Не было сомнений, что рука сломана, причем, похоже, в том же месте, что и в прошлый раз. Стараясь сохранять спокойствие, она позаимствовала у одного из мужчин большой носовой платок и с трудом подвязала руку Бекки.

— Разумеется, танцевать на столе было веселее, чем кормить кур, — сухо заметила Алисия, завязывая узел на шее Бекки.

— Весело, да? А тут болит как черт знает что, — не выказывая благодарности, проворчала Бекки.

Алисия послала одного из мужчин к ним в дом за виски, а другого — проверить спящего ребенка. Судно находилось в Сент-Луисе, и доставить Бекки к врачу можно было только в фургоне. Такое путешествие станет для нее настоящим кошмаром, но другого выхода не было. Нужно, чтобы руку осмотрел хирург.

Она распорядилась, чтобы подготовили фургон и положили в него побольше одеял. Оставленный Огастом за старшего лодочник нервно следил за ее действиями.