При виде почестей и титулов, которыми сенат раболепно осыпал Цезаря, ее надежды только крепли. Диктаторские полномочия на десять лет, право на консульство, полная власть над армией и республиканской казной. На совещаниях Цезарь восседал между двумя консулами в кресле из слоновой кости, во время церемониального открытия игр статую императора несли среди статуй богов, его изображения соседствовали со скульптурами римских царей и встречались даже в храме.

На публичную иронию по поводу таких новшеств отваживались лишь известные помпеянцы вроде Цицерона, остальные же нобили и политики предпочитали молчать или шептаться с друзьями подальше от чужих глаз. Фабиолу это уже не интересовало: к ее радости, Брут тоже начал выказывать недовольство, когда понял, что Цезарь не собирается возвращать власть сенату. Сенатские заседания, по сути, прекратились: диктатор обсуждал дела с ближайшими советниками, принимал решение — и издавал указ от имени сената. Больше всего Брута злило, что часто к такому указу прилагался список якобы причастных сенаторов.

* * *

— Война закончилась! — взорвался Брут как-то вечером, в последние дни перед новолетием. — Власть должна перейти к сенату, который правил Республикой сотни лет! Что Цезарь о себе возомнил?

Фабиола пристально за ним наблюдала, оценивая, не настало ли время открыться. Впервые она заронила сомнения в душу Брута еще после битвы при Фарсале, однако с тех пор почти не затрагивала опасную тему и боялась, что настрой Брута уже никогда не изменится. Однако давние усилия наконец стали приносить плоды.

— Говорят, его сделают диктатором пожизненно! — бушевал Брут. — И цензором тоже! Мало того, дадут титул отца отечества! И кресла из слоновой кости ему мало! Золотое подавай! А пристраивать к своему особняку фронтон и колонны? Юпитер всемогущий! Да сколько ни переделывай дом под храм — богом не станешь! Хоть коллегию жрецов к себе припиши!

— А разве до него такие почести не воздавали? Марию, Сулле, Помпею? — спросила Фабиола, испытывая гнев любовника на прочность.

— Нет! — Брута чуть не трясло от презрения. — Да они по сравнению с Цезарем — образец простоты! А все эти льстецы Цезаря в сенате, им же и назначенные? Скажет им прыгнуть — только и спросят: «Высоко ли прыгать?» Никого не уважает, почестей собрал столько, что никакому полководцу не снилось, и даже не подумал встать, когда мы пришли о них объявить! Видано ли?

Фабиола наслаждалась его негодованием. Не одного Брута разгневало то, что Цезарь не встал перед делегацией. Консулы фактически подчиняются ему, диктатору, и формально он имеет право принять их сидя, но не встать в присутствии остальных — оскорбление всему сенату. О происшествии Брут упомянул уже не в первый раз, и Фабиола, хоть и внутренне трепетала от страха, решила действовать: если промедлить, случай будет упущен. В последнее время Цезарь все чаще заговаривал о походе в Парфию, и хотя собрать шестнадцать легионов и десять тысяч всадников — дело не одного дня, приготовления были в самом разгаре.

— Помнишь, я тебе сказала однажды… После Фарсальской битвы…

Брут непонимающе взглянул на девушку.

— Рим должен остерегаться Цезаря, — добавила она мягко.

Брут вспомнил, и глаза его расширились.

— Почему ты так сказала?

— Потому что он победил в битве, которую не выиграл бы никто другой, — засмеялась Фабиола. — Кто бы мог подумать, что он пойдет и дальше! Египет, Малая Азия, Африка, Испания! Все эти новые полномочия! Он где-нибудь остановится? Где? На берегах Тигра и Евфрата?

— Ты тогда сказала, что Цезарь будет царем, — пробормотал Брут.

— Он и так царь, пусть и без титула. А мы — его смиренные подданные.

Кровь бросилась в лицо Бруту, и Фабиола поняла, что удар попал в цель.

— Ты умная женщина.

«Знал бы ты, зачем мне это надо, — пронеслось в голове Фабиолы. — Хвала Митре за откровение».

— И что бы ты сделала?

Она спокойно взглянула на любовника.

— Выход один. Избавить Рим от тирана прежде, чем он двинется на Парфию.

Повисла долгая тишина. Фабиола уже стала опасаться, не преступила ли она черту. Однако мосты сожжены, остается только ждать.

— Тиран? — наконец заговорил Брут. — Я никогда его так не называл. Однако ты права. Он стал тираном. И от власти не отречется. Цезарь не Сулла, он создан для битв.

Фабиола потихоньку перевела дух. После долгого молчания Брут вновь заговорил:

— Не вижу другого выбора. Кроме того, нужно действовать, пока он в Риме. В армии до него не доберешься, а парфянский поход продлится года три, если не больше.

«Благодарю тебя, Митра! — Фабиолу переполнял восторг. — Я его убедила!»

— Мне потребуется помощь. И не потому, что я боюсь действовать в одиночку, — добавил он.

— Твоя храбрость и так всем известна, — уверила его девушка и получила в ответ благодарную улыбку.

— Как ни печально, я уже знаю, с кем говорить. Сервий Гальба и Луций Басил недовольны диктатором больше других. Они считают, что их обошли при раздаче наград за верность Цезарю. Гай Требоний тоже жаловался.

Фабиола встрепенулась: Гальба и Требоний были легатами Цезаря во время галльской кампании. Уж если они обратились против своего полководца, то за остальными дело не станет. Это подтвердили и дальнейшие слова любовника.

— Мой двоюродный брат Марк Юний Брут тоже захочет присоединиться. Не говоря уже о Кассии Лонгине. — Брут помолчал. — С Ромулом ты об этом говорила?

Фабиола смешалась.

— Да… То есть… нет…

— Да или нет? — нахмурился Брут.

— Упомянула однажды… мельком… — пробормотала девушка, отворачиваясь.

— И что он ответил? — Брут подался вперед и тронул ее за плечо. — Говори!

Фабиола подняла глаза и смутилась под пристальным взглядом любовника.

— Сказал, что не хочет об этом слышать.

— Твой собственный брат отказался участвовать, — невесело подытожил Брут. — Значит, и я не должен. Особенно после всего, что Цезарь для меня сделал…

— Я его уговорю! — с фальшивой уверенностью выпалила Фабиола. — Цезаря надо остановить! Он чудовище, ты же сам знаешь!

Брут словно не слышал.

— Надо поискать другой способ. Я зайду к Цезарю, попробую его переубедить.

— Ты с ума сошел? — в панике воскликнула Фабиола, чувствуя, как все рушится на глазах и Брут вот-вот сорвется с крючка. — Цезарь чуть ли не открыто угрожает Понтию Аквиле, и не в первый раз! Если к нему сунуться с возражениями — неизвестно, что он с тобой сделает!

— Тоже верно. — Брут в задумчивости провел рукой по коротким каштановым волосам. — Надо обдумать. Принести жертву Марсу, помолиться о помощи…

— Времени слишком мало, — напомнила девушка, в отчаянии от нерешительности любовника. — Он собирается отбыть из Рима сразу после мартовских ид.