В этой тишине знал: так выглядит моя боль. Она — тихая попытка принять этот мир, как параллельную реальность той, в которой осталась Куколка. Вспомнив это прозвище, я только крепче сжал металл в руке, а по телу прокатился озноб от воспоминаний об этой женщине. От картины того, как она смотрела на меня и целовала, как мои руки двигались вдоль красивого и крепкого тела, покрытого рисунками, которые не вытравить из моей памяти ещё тысячей таких же агоний, как та через которую я прошел. Не вытравить ни запаха, ни её дыхания, ни того, как мы чувствовали друг друга.

"От этого нет змеиной настойки…"

Вот так начиналась вторая половина моей субботней ночи. В тишине и с Невеной, похожей на мираж, о котором твердили все вокруг. Эти люди верили, что женщину родила пустыня, и что если заплутавший среди дюн путник увидит мираж женщины — пески спасут его, а она приведет несчастного в оазис полный холодной, спасительной воды.

Наверное, моим миражом стала Невена. Ведь я не пытался спастись из этой пустыни. Не мог, да и не хотел. Я верил, что Тангир сделал всё, и умер, а она должна жить. В моих идиотских мечтах у этой женщины была самая счастливая жизнь, ведь я продолжал глупо верить, что убив Шавката освободил её.

И отпустил, став совершенно другим человеком, который больше не желал возвращаться обратно, отыскав свой покой в стенах дома улыбчивого змеелова. И покидать это место, возвращаясь обратно в мир, где потерял всё и стал чудовищем, я не хотел.

Не смотря на то, что опять любил до безумия, и понимал что сгораю от тоски, не мог… Я не мог опять вернуться назад, даже представив, что снова увижу её лицо. Всё потому что Невене не я был нужен. С ней рядом должен быть нормальный мужчина, способный не только убивать, как тварь, но и принести ей любовь и тот покой, который я чувствовал сейчас.

А вернувшись, я не смогу ей дать ничего. У меня больше нет даже имени. Я покойник, которого вероятно уже похоронили заочно, и забыли что был таков.

С подобными мыслями я встретил новый рассвет в этом месте, смотря на полную корзину, кишащую змеями, и на одобрительную улыбку простого человека, который мог наплевать на живой труп в воде и поплыть дальше. Но Зухрат остановился и помог, просто потому что…

"Он был человеком…"

Поднявшись и откинув лёгкое покрывало, ощутил как начинает ныть рука, но всё равно встал с топчана и посмотрел на часы. Время было поздним, однако я был почти уверен, что хозяйка успела наготовить обед. Жена Зухрата — миловидная и тихая женщина, которая сперва очень насторожено ко мне относилась и постоянно прятала взгляд. Но её имя мне понравилось, и через некоторое время, получив одобрение от Зухрата, я стал называть её просто Фатма. Хотя на самом деле имя звучало иначе, а произнести его сколько не пытался и не силился, всё равно не мог. Как и младший сынишка мужчины, который картавил. С ним я и проводил большую часть времени, когда приходил в центр деревни к докам с моторными лодками, чтобы делать то, что умел лучше всего — ковыряться в металле.

Потому и поздоровался с Фатмой, и уже выходил из дома, когда она остановила меня. Плавно повернулся, а она спешно одернула руку от рукава моей светлой рубахи, и я замер. Застыл, потому что чужую женщину, или жену не мог и пальцем тронуть, иначе осквернил бы её. Это я выучил хорошо, как и то что Фатма никогда не покажет при мне своего лица. Я лишь заметил лёгкий кивок в её взгляде на стол, но покачал головой и показал в сторону реки. Женщина только укоризненно посмотрела в ответ, и наспех сбросив в тканую сумку несколько кусков хлеба и простое отваренное мясо курицы с соусом, пихнула мне её в руки всё равно.

А следом пожурила и Рашида, который тут же ухватился за мою ладонь и потянул на себя.

— Хочешь опять со мной? — присел рядом с мальчиком и поправил его платок, которым была покрыта голова ребёнка.

Рашид кивнул и вырвав у меня из рук сумку побежал вперёд. В свои восемь лет, он выглядел наверное как самый счастливый ребенок, которого я когда-то видел. Всегда улыбчивый мальчик напомнил меня, в его возрасте. Я точно так же носился за всеми хёнами в школе. Хотел выглядеть сильнее, и даже однажды подрался с парнем, который был старше на четыре года. Даром, что он выглядел в два раза младше, но Тангира это не заботило. Я хотел попасть в число парней, которые ходили в додзё, а они запросили за то, что пропустят меня на занятия поход с ними на сходку у круглосуточного магазина. Там то У Дон и разлил рамён старшего из этих парней, за что мне пришлось подраться с ним, чтобы показать, что нельзя трогать старших.

Детство… Даже этот пример показывал насколько оно было запущенным. Я хмыкнул и опять улыбнулся, входя за мальчиком в помещение дока его отца, выстроенного фактически из дерева. Ведь если покрыть это место металлом, оно бы на палящем солнце превратилось в печку.

Махнув Рашиду на его уже привычное место рядом с инструментами, снял платок и стянул рубашку, чтобы вылить на себя не меньше двух вёдер воды. На такой жаре только подобное спасало меня от кипятка в черепной коробке. Ощутив хотя бы частично облегчение во всем теле, я спустился в яму и стал разбирать обшивку, чтобы открыть карман с мотором. Ещё утром, когда мы приехали, звук его работы оставлял желать лучшего.

"Придется опять разбирать полностью… Сраный песок!!!" — я сжал со злостью челюсть, и открыл крышку кармана, замерев с ней в руке, когда услышал звук тормозов прямо у дока.

Одного взгляда в сторону Рашида мне хватило, чтобы ребенок спустился ко мне, а я поднялся наверх, беря в руки одну из цепей, которые лежали на полу. Их звон постоянно проваливал меня в воспоминания, но в этот раз я будто в омут опустился, потому что смотрел на то, как по сухой каменистой земле жёлтого оттенка ступают лёгкие слипоны белого цвета. Они останавливаются рядом с внедорожником, а следом звучит хлопок дверцы машины.

Рашид только на секунду высунулся из ямы, но я тут же пихнул его обратно, скручивая цепь в руке только крепче. Медленно во всём теле