Система китайского радиовещания была в течение десяти лет запутанной и нескоординированной. Почти 60 маломощных радиостанций сосредоточились в Шанхае. В связи с войной гоминьдановское правительство в значительной мере установило контроль над радиовещанием. За пределами Филиппин почти не существовало коммерческого радиовещания по американскому образцу. Государственные радиостанции в колониях ретранслировали некоторые европейские программы. Несколько миссионеров-радиолюбителей начали передавать по радио религиозную информацию. Например, в Индонезии действовали 15 радиостанций — 7 из них на Яве. В более отдаленных и более отсталых обществах бедность народа и множественность разговорных диалектов ограничивали использование радио как средства массовой информации.[352]

Национализм оказал влияние на значительную часть культуры Азии. Науку развивали, особенно в Японии, для достижения национальных целей. Власти стремились ограничить ознакомление иностранцев не только с изобретениями в области механики, как, например, хлопкопрядильными машинами Тоёда, но и проектами в сфере чистой науки. Азиатские ученые черпали из общего богатства международных исследований, но мало пополняли его. Кагава, почти идеальный христианин, одобрил выход Японии из Лиги Наций и служил культурным представителем своего правительства в покоренном Китае, точно так же, как китайский «генерал-христианин» Фэн Юйсян со временем стал противником Запада.

В популярных формах искусства светские и ориентированные на массы средства искусства с Запада соперничали с условными формами Дальнего Востока, оказывая давление на них. Правительства стран Азии предприняли шаги по защите национального духа, наибольшей эффективностью отличались действия японского «Момбусё» с его разносторонними функциями. Теряли ли аборигенные формы свою жизнеспособность? Конфуцианские мудрены, Ноги и император Мэйдзи были настроены против западного материализма и гедонизма. Кэндо (фехтовальное искусство владения двуручным мечом) и дзюдо препятствовали распространению бейсбола. Кинофильмы на этические темы, изображающие самурая в его одежде, развивали дух воина. Сам император Японии участвовал в ежегодном состязании классической поэзии. Даже коммунистические руководители записывали свои достижения в изящных стихах. Однако дрейф продолжался.

Возможно, из-за быстрого темпа перемен и порожденного им шизофренического раздвоения между новым и традиционным вклад Востока и в то и в другое оказался незначительным. Он не создал ни музыкальной симфонии, ни волнующей и универсальной литературной темы. Азиаты, получившие образование в Гарварде, Кембридже или Сорбонне, не внесли существенного вклада в воспринятую ими культуру.

Статистика показывает, что творческая энергия и продуктивность, продемонстрированные Японией в области искусства, а также промышленности, полностью затмили достижения остальных стран Азии, причем иногда японцы превосходили своих западных учителей. Япония дала миру атлетов, музыкантов, писателей, ученых и философов — но путем принуждения, имитации и интенсивности усилий. Ее гордость нашла выражение в культуре, которую она собиралась навязать военной силой Великой Восточной Азии. Но рост военной мощи Японии не сопровождался подъемом в области искусства. XX в. не кажется ни эпохой Тан, ни Елизаветинской эпохой.

Революционная мысль набирала силу со времени поражения 1895 г. — наиболее активно на юге и юго-востоке. Она была свойственна зарубежным китайцам, многие из которых эмигрировали из тех регионов, переводы денег которых своим родственникам почти равнялись доходам маньчжурского правительства. Революционный дух сильнее всего проявлялся среди разочарованных студентов и недовольных чиновников. Он вдохновил радикальных редакторов, которые, несмотря на сильную цензуру, сумели издавать восемь ежедневных газет в Шанхае и пять в Пекине.

Лидирующую роль играли гуандунцы: Кан Ювэй, переживший чистку 1898 г.; Тан Шаои, выпускник Колумбийского университета, который вел новые переговоры в 1908 г. о компенсации Вашингтону за американские потери в ходе «боксерского» восстания; Сунь Ятсен, самый большой оптимист среди всех после начала XX в. Родившийся в 1863 г. в деревенской общине, поддерживавшей тайпинов, Сунь провел часть молодости вместе с братом на Гавайях и был поражен американским предпринимательством. Он вернулся и поступил в Медицинскую школу Гонконгского университета, где испытал влияние английского либерализма. В возрасте 30 лет он написал письмо Ли Хунчжану, настаивая на проведении реформ, но не получил ответа.

Вместо работы по специальности, он после поражения Китая в 1895 г. стал профессиональным революционером. Вынужденный бежать после провала восстания, Сунь Ятсен был похищен на некоторое время маньчжурскими агентами в Лондоне, но освобожден благодаря влиянию своего бывшего преподавателя Джеймса Кэнтли.

Некоторые революционеры были бы удовлетворены введением нескольких новых лиц в Великий совет. Больше было таких, включая Кан Ювэя и могущественное общество триады, кто требовал прихода к власти китайской династии — «Да здравствуют Мины! Долой Цинов!». Сунь хотел покончить с империей («Божественное право не может длиться вечно» (в соответствии с которым правили китайские императоры. — Пер.)) и учредить парламентскую республику. Он, подобно Ито, был убежден, что сила Запада состоит в его формах правления.

Путешествуя из одного «чайнатауна» в другой в различных странах, он думал о демократической эпохе, когда просил об оказании финансовой помощи. На собранные деньги закупалось оружие и печатались антиманьчжурские памфлеты. В своих воспоминаниях Сунь Ятсен насчитывает десять восстаний, которые подготавливались во время его шестнадцатилетнего изгнания. Большинство были быстро подавлены. Однако в начале 1911 г. 103 революционера заняли «ямэнь» в Кантоне на несколько дней. 70 человек, погибших в этом мятеже, стали протомучениками Революции.