Не менее важно обратить внимание на то обстоятельство, что тема «ста сорока народов» Советского Союза, совокупно принимающих сталинскую Конституцию, – одна из ключевых для советской прессы этого времени. Так, «конституционный» праздничный номер «Правды» открывался передовицей «Живет и здравствует дружба народов СССР»,[854] а далее следовала обширная подборка материалов, помещенная под шапкой: «Народы СССР единодушно одобряют сталинскую Конституцию».[855]

Наверное, не будет натяжкой предположить, что с темой братской дружбы между народами СССР, в очередной раз выдвинувшейся на первые полосы советских газет благодаря принятию союзной Конституции, не в последнюю очередь связано подчеркивание грузинского происхождения Сталина в следующих строках «Оды»:

Со сходными целями грузинское происхождение вождя обыгрывали многие поэты, обращавшиеся к сталинской теме в дни принятия Конституции, например, Николай Заболоцкий в «Горийской симфонии», напечатанной в «Известиях»,[857] а также Георгий Леонидзе в стихотворении, прочитанном им в качестве речи на VIII съезде Советов по—русски и по—грузински:

Газетные репортажи наряду с кинохроникой, портретами, фотографиями и плакатами использовались Мандельштамом при вкраплении в стихотворение «Когда б я уголь взял для высшей похвалы…» черт внешнего облика вождя. В частности, на сталинской «кисти» (ср. у Мандельштама: «Что эту кость и эту кисть развили») акцентировал читательское внимание, описывая речь отца народов о новой Конституции, Борис Агапов: «Иногда он делал короткое движение кистью руки, как бы говорил: „вот видите, товарищи, вот в чем дело“».[859] Мандельштамовской строке «Лепное, сложное, крутое веко» находится соответствие в газетной заметке Алексея Толстого все о том же выступлении вождя на съезде: «веки внимательных глаз приподняты».[860] Отыскивается у Толстого и параллель к Мандельштамовской строке «Я б поднял брови малый уголок»: «Брови поднялись двумя изломами».[861]

Конечно, мы не собираемся доказывать, что подсобным материалом для Мандельштамовской «Оды» послужили только те публикации советской печати, где рассказывалось о принятии новой Конституции. Облик Сталина складывался в стихотворении Мандельштама из отобранных и особым образом обработанных штампов эпохи, в том числе из чрезвычайно популярных в то время экфрасисов – словесных описаний портретов и плакатных изображений вождя. Сравним, например, самое начало Мандельштамовского стихотворения:

со следующим микрофрагментом очерка Валентина Катаева 1935 года о строительстве московского метро: «Сталин и Каганович шагали в ногу навстречу нам, над нами, из белого воздуха громадного плаката».[862] Главным же иконографическим источником для Мандельштамовских строк:

скорее всего послужила не фотография Сталина «на трибуне (над съездом Советов, принимающим обнадеживающе—демократическую конституцию)» и не популярная картина А. Герасимова «Ленин на трибуне» (как полагал М. Л. Гаспаров),[863] а групповая фотография «правдинского» корреспондента Н. Кулешова «Товарищ Сталин пожимает руку членам делегации от жен инженерно—технических работников от легкой промышленности, приветствовавшей совещание от жен командиров Рабоче—крестьянской Красной армии». Эта фотография в конце декабря 1936 года обошла все советские газеты.[864]

Можно тем не менее констатировать, что одна из настойчиво повторяющихся в стихотворении Мандельштама портретных деталей облика Сталина – его добрая улыбка – окончательно закрепилась в реестре канонических примет советского изображения отца народов именно после его речи на VIII съезде Советов. В этой речи, напомним, прозвучала знаменитая сталинская шутка о буржуазных критиках новой Конституции, немедленно и с умилением подхваченная советскими средствами массовой информации. Приведем здесь лишь небольшую подборку цитат, показывающую, как отлаженно реагировала советская пресса на малейшее изменение выражения сталинского лица, на самое крохотное оживление его речи: «Ну, и смеху же было в зале, когда товарищ Сталин давал этим „критикам“ отповедь. Все смеялись. И товарищ Сталин смеялся».[865] «В черных волосах седина, тень от усов прикрывает улыбающийся рот».[866] «Медленно приближается громадный портрет. Кто не знает этого прекрасного лица? Оно приветливо улыбается знакомой мудрой и доброй улыбкой».[867] Сравним у Мандельштама: «И мужество улыбкою связал», а также: «Он улыбается улыбкою жнеца / Рукопожатий в разговоре».