– Как! – удивилась дофина. – Господин де Немур не хочет, чтобы его возлюбленная ездила на балы? Я полагала, что мужья могут не хотеть, чтобы их жены появлялись на балах, но никогда не думала, что такие чувства могут испытывать влюбленные.

– Господин де Немур находит, – продолжал принц де Конде, – что балы – самая непереносимая вещь для влюбленных – и для тех, кого любят, и для тех, кто нелюбим. Он говорит, что, если их любят, они огорчаются оттого, что в течение нескольких дней их любят меньше; что нет такой женщины, которой забота о своем наряде не помешала бы думать о любимом; что они стараются украшать себя столько же для прочих, сколько для тех, кого любят; что, оказавшись на бале, они желают нравиться всем, кто на них смотрит; что когда они довольны своей красотой, то испытывают радость, и любимый в этой радости ни при чем. Он говорит также, что тот, кого не любят, страдает еще больше, видя свою возлюбленную в таком собрании; что чем больше ею восхищаются другие, тем несчастней он оттого, что его не любят; что он постоянно боится, как бы ее красота не пробудила в ком-нибудь любовь более счастливую, чем его собственная. Одним словом, он полагает, что нет большего страдания, чем видеть свою возлюбленную на бале, – разве что знать, что она там, а самому там не быть.

Принцесса Клевская, казалось, не слышала, что говорил принц де Конде; но она слушала его внимательно. Ей нетрудно было догадаться о своей роли в суждениях господина де Немура, в особенности же в том, что он говорил о страдании не быть на том бале, где была его возлюбленная: он не должен был присутствовать на бале у маршала де Сент-Андре, так как король посылал его навстречу герцогу Феррарскому[257].

Дофина смеялась вместе с принцем де Конде и не одобряла мнения господина де Немура.

– Есть только одно условие, Мадам, – сказал принц, – при котором господин де Немур согласился бы, чтобы его возлюбленная отправилась на бал, – это если он сам его дает; он добавляет, что в прошлом году, когда он давал бал вашему величеству, он счел, что его возлюбленная оказала ему милость, приехав к нему, хотя выглядело это так, будто она просто вас сопровождала; что это всегда драгоценный дар для влюбленного – принять участие в увеселении, которое он устраивает, и что влюбленному приятно также, когда возлюбленная видит его господином в том доме, куда съезжается весь двор, и видит, что он хорошо справляется с обязанностями радушного хозяина.

– Господин де Немур поступил правильно, – сказала дофина, улыбаясь, – позволив своей возлюбленной явиться на бал. Тогда было так много женщин, которым он давал право на это звание, что, если бы они все не приехали, гостей там было бы немного.

Как только принц де Конде начал рассказывать о том, что господин де Немур думает о балах, принцесса Клевская испытала сильное желание не ехать к маршалу де Сент-Андре. Она с легкостью присоединилась к тому мнению, что женщине не следует ездить к мужчине, который в нее влюблен, и была рада иметь столь добродетельную причину сделать приятное господину де Немуру. Все же она забрала с собой убор, который дала ей дофина; но вечером, показывая его матери, она сказала, что не имеет намерения его надевать, что маршал де Сент-Андре так старательно выставляет напоказ свои чувства к ней, что она не сомневается в его желании внушить всем, будто те развлечения, которые он устраивает для короля, связаны с ней, и что он под предлогом гостеприимства будет оказывать ей знаки внимания, которые могут поставить ее в неловкое положение.

Госпожа де Шартр какое-то время спорила с дочерью, находя ее доводы странными, но, видя, что та заупрямилась, сдалась, заметив только, что тогда уж следует притвориться больной, чтобы объяснить свое отсутствие, поскольку тех причин, которые ее удерживают, никто не поймет, и надо даже сделать так, чтобы о них и не заподозрили. Принцесса Клевская охотно согласилась провести несколько дней не выходя из дому, чтобы не ехать туда, где не будет господина де Немура; а он уехал, так и не испытав радости узнать, что ее там не будет.

Он вернулся назавтра после бала и узнал, что ее на бале не было; но, так как ему было неизвестно, что ей пересказали ту беседу у дофина, он был далек от мысли, что имел счастье стать причиной ее отсутствия.

На следующий день, когда он был у королевы и разговаривал с дофиной, госпожа де Шартр и принцесса Клевская появились там и подошли к дофине. Принцесса Клевская была одета несколько небрежно, словно ей нездоровилось; но лицо ее не соответствовало ее убранству.

– Вы так хороши сегодня, – сказала ей дофина, – что я не могу поверить в вашу болезнь. Я думаю, что принц де Конде, пересказав вам суждения господина де Немура о бале, убедил вас, что поехать к маршалу де Сент-Андре означает выказать ему свою благосклонность, и это и удержало вас от поездки туда.

Принцесса Клевская покраснела оттого, что дофина угадала так верно, и оттого, что она высказывала свою догадку перед господином де Немуром.

В эту минуту госпожа де Шартр поняла, почему ее дочь не хотела ехать на бал; и чтобы не дать господину де Немуру понять это так же ясно, она заговорила с самым правдивым видом.

– Уверяю вас, Мадам, – сказала она дофине, – что ваше величество делает моей дочери больше чести, чем она заслуживает. Она действительно была больна; и думаю, что, если бы я не помешала, она непременно решилась бы вас сопровождать и показаться на людях в том дурном виде, в каком была тогда, чтобы не упустить удовольствия увидеть все, что было замечательного во вчерашних развлечениях.

Дофина поверила словам госпожи де Шартр; господин де Немур был раздосадован их правдоподобностью, но румянец принцессы Клевской внушил ему подозрение, что догадка дофины была не столь уж далека от истины. Принцесса Клевская сначала огорчилась, что господин де Немур мог подумать, будто это из-за него она не поехала к маршалу де Сент-Андре, но потом ей стало немного грустно, что ее мать лишила его всякой возможности так думать.

Хотя встречи в Серкане были прерваны, переговоры о мире неизменно продолжались, и дела обстояли так, что к концу февраля можно было собраться в Като-Камбрези[258]. Туда съехались все прежние посланцы, и отсутствие маршала де Сент-Андре избавило господина де Немура от соперника, который был ему опасен и тем вниманием, которое он проявлял ко всем, кто приближался к принцессе Клевской, и теми успехами, которых он мог добиться в ее сердце.

Госпожа де Шартр не хотела показывать дочери, что знает о ее чувствах к герцогу, чтобы те слова, которые она собиралась ей сказать, не вызвали у нее подозрений. Однажды она завела с дочерью разговор; она сказала о герцоге много хорошего, примешав к этому отравленные похвалы тому благоразумию, благодаря которому он был не способен влюбиться, и тому, что в отношениях с женщинами он искал лишь удовольствия, но не привязанности.