Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще одной разумной мерой было установление самых тесных контактов между шведской полицией и спецслужбами СССР и Британии, касаемо борьбы с нацистским подпольем.
Из протокола допроса. Советская военная комендатура в Нарвике.
Фамилия моя? Свен Цакриссон, господин офицер! Был подданным Шведского королевства, до прошлого года. А сейчас — не знаю кто! Из депортированных от вас по указу «два-шесть», от второго июня.
Да, был взят в плен в Эстонии. Но бумаги мои запросите, должно же остаться — меня еще тогда ваш СМЕРШ проверял, приговорил к десяти годам лагерей, но не к расстрелу же! Установили, что я в ваших не стрелял и ни в чем не замешан. И что никакой я не доброволец — вор, но не нацист Наш король меня Гитлеру продал, а вместо работы, на фронт, там я вашим и сдался! Года не отсидел, спасибо господину Сталину за доброту, отпустил меня домой «в знак доброй воли». Вернулся я — а там ужас!
Вы наших шведских газет не читаете? А то бы видели, что там пишут — «три тысячи бывших бандитов, убийц, разбойников, дополнительно обученных в Ваффен СС», и что эти чудовища уже в Швеции, такие звери, что каждый день им надо кого-то убить и съесть. Таким как я, работу найти или жилье снять — да вы что? Как узнают — то смотрят как на дикаря-людоеда, мамаши детей уводят, а кто-то обязательно за полицией бежит! А полицаи тащат в кутузку и бьют как в гестапо — и не дай бог, если перед этим в округе хоть что-то уголовное случилось, виноват окажешься ты. Повезет, если просто на границу своего участка отведут, и пинка под зад, чтоб тебя тут больше не видели! А теперь еще и закон приняли, таких как я, в самый настоящий концлагерь, за проволоку, так что полиции вообще лучше не попадаться! Даже свои же братья воры стараются держаться в стороне — не из брезгливости, а зачем им рядом с тем, кто первый на подозрении? Или слухи ходили, что таких как я могут подрядить на совсем гнилое дело, чтобы после труп, и все концы на него. Короче, никак не выходило у меня, ни по-честному, ни по-своему — на хуторах иногда получалось чуть заработать на еду, и то, там и собак на меня спускали, и картечью стреляли вслед! Так вот от Стокгольма до Лулео и добежал. Ну а дальше, в товарняк, думал в Нарвике на пароход и в Англию, или в Штаты, да хоть куда — нет мне жизни в Швеции, и холодно уже без дома ночевать!
Только не депортируйте обратно! Согласен у вас отсидеть, сколько там осталось! Лишь бы кормили, и крыша над головой была.[49]
Стокгольм. 7 ноября 1944.
Господин Торвальдсен, купивший в пригороде небольшой домик с садом, не вызывал никаких сомнений ни у полиции, ни у соседей. Образ жизни вел самый тихий и законопослушный, деньги имел в достатке — ну а что недавно лишь вернулся домой из Германии, куда уехал по делам бизнеса еще перед войной, это ведь не преступление? И этот почтенный господин совершенно не похож ни на попрошаек с валенберговскими паспортами, отчего-то решивших что в Швеции их будут задаром кормить, ни на одного из ужасных головорезов из добровольцев СС. Но господин Торвальдсен был своим (правда, последний из родственников, кто знал его до войны, умер естественным путем полгода назад, всего за месяц до возвращения троюродного племянника, или кем там ему он приходился?). И пока господин Торвальдсен ни в чем предосудительном не замечен, к нему нет и вопросов — ведь Швеция, это демократическая страна, а не какая-то диктатура, законы тут соблюдаются четко.
Этот день надолго запомнится жителям Стокгольма! А соседям господина Торгвальдсена — в особенности. С раннего утра на улицы вступили войска, обыватели с удивлением смотрели на колонны новейших тяжелых танков Strv-42, пушечные броневики, бронетранспортеры и грузовики с пехотой.
— У русских сейчас парад — сказал кто-то — может, наш король хочет Сталину приятное сделать? Или мы уже в СССР?
Но войска не прошли по площадям парадным строем, а рассредоточились, занимая ключевые точки. Солдаты были в полном вооружении, на вопросы жителей отвечали коротко — для обеспечения порядка. И расходитесь лучше по домам — а то будет небезопасно, если стрелять начнут. Никто ничего не понимал — но очень скоро улицы стали пустыми.
Главное же действо развернулось у дома Торвальдсена. Целых две сотни полицейских и солдат, с двумя броневиками, окружили дом, заняв все соседние строения и господствующие высоты, и стали осторожно продвигаться к цели, перебежками, держа автоматы наготове. Наконец офицер стукнул в дверь — откройте, полиция! Вышел заспанный хозяин — и замер, под десятком нацеленных стволов. Солдаты ринулись в дом, и скоро доложили — чисто, больше никого не обнаружили, оружие тоже не найдено.
— Герр Мартин Борман? — спросил офицер — именем Шведского Королевства, вы арестованы!
Полицейский был предельно серьезен. Поскольку был предупрежден — у наци здесь, очень может быть, сотни вооруженных боевиков, фанатично преданных своим вождям, и готовых на все. Вы помните, что в русском Киеве было, весь город разрушили и сожгли, пока усмиряли? А в Копенгагене до того, когда даже не эсэсовцы, а пленные из-под конвоя разбежались? Так что — лучше проявить лишнюю осторожность, чем мирный Стокгольм будет гореть, как Киев или Варшава! И если арестовать одного из укрывающихся нацистских главарей удалось так легко и бескровно, то это не значит, что немцы сейчас не собираются с силами, чтобы отбить вождя, или отомстить за него! Полицейский с ужасом представил, что будет, если сейчас в Стокгольме начнутся уличные бои! Ведь головорезам из СС абсолютно нечего терять!
Пленника со всей предосторожностью доставили в тюрьму. А затем, тем же вечером перевезли на борт русского военного корабля. Для отправки в Штутгарт, где уже начинал работу Международный Трибунал.
Мелочь, которую не учли в СД еще когда готовили канал, год назад. Настоящий Торгвальдсен (даже внешне имеющий некоторое сходство с Мартином Борманом), редкий случай для шведа, был католиком — и именно на этой почве поссорившись с родней, уехал в Баварию еще в тридцать втором.
Анна Лазарева. Москва. Ноябрь — декабрь 1944.
Как хорошо было потомкам, у которых был «интернет»! И новости, и общение — а тут, после того, как привыкла всю необходимую (и закрытую) информацию получать, такая скука и тоска!
Говорят, ждать и догонять, хуже нет. Сидеть в отпуске, когда в мире творятся большие дела, тоже! Безвылазно дома, лишь есть, спать, иногда выходить у подъезда на лавочке посидеть — как старушки это выдерживают, не представляю, я точно такой не буду, даже на пенсии. Пономаренко мне просто тепличные условия создал — про тетю Пашу, домработницу и повара, я сказала уже, так еще и Марию Степановну прислал, «для помощи, за няню и кормилицу». Женщина лет сорока, внешне очень похожа на жену красного командира из довоенного фильма «Девушка с характером» — жена командира-пограничника и есть. Ребенок у нее уже большой, полугодовалый. Третий по счету!
— Рожать, Анюта, в первый самый раз страшно. А после — все легче и легче. Это не болезнь ведь, а природа. Когда мать здоровая, то никаких трудностей не будет.