– Бомон-Гамель, тридцатое июня 1916 года, – раздалось за спиной Мейси.

Она обернулась. Закончив телефонный разговор, Макфарлейн придвинулся к столу, сделал короткую запись на листке бумаги, затем убрал его в папку и устремил взгляд на фотографию.

– А назавтра был худший день в моей жизни[23].

– Представляю.

– За все годы службы в полиции сильнее всего я мечтал отправить за решетку тех, кто решил, будто наступление в долине Соммы фронтом в семнадцать миль – это хорошая идея.

Мейси кивнула:

– До них не дотянуться, суперинтендант. Запретная территория.

– Знаю, знаю, – вздохнул Макфарлейн, – но все равно не перестаю думать. Там, в Вестминстере, скрывается больше преступников, чем в закоулках Майл-Энд-роуд, только это между нами, ладно?

– Считайте, я ничего не слышала.

– Страттон и Дарби явятся через минуту-другую, а мы пока можем немного поговорить об инциденте в Баттерси. Никогда не думал, что заинтересуюсь собачьими смертями.

– Возможно, это только начало.

– Да уж, начало чего-то дьявольски скверного. – Макфарлейн на секунду умолк и поджал губы, затем продолжил, глядя на Мейси: – Страттон сомневается, что отравление в приюте связано с самоубийством на Шарлотт-стрит.

– Если помните, – Мейси решила, что ей следует тщательнее подбирать слова: старший суперинтендант явно не забывает ни одной мелочи, – связь с самоубийством в сочельник была установлена на основе того, что автор письма упомянул мое имя.

Макфарлейн вздохнул, показывая свое недовольство, но не словами Мейси, а застопорившимся расследованием.

– Да, и это могло нас отвлечь. Такая мысль вам не приходила? – Не дожидаясь ответа, Макфарлейн продолжил: – Я хорошо знаю вашу работу, мисс Доббс, и некоторые наиболее известные дела, которые вы вели. Аналогично, вас могут знать обитатели преступного мира – а учитывая ваши контакты, и другие подозрительные личности, в том числе последователи Освальда Мосли.

– Должна заметить, я вовсе не знакома с Освальдом Мосли.

– Зато в вашем кругу есть те, кто знаком. К примеру, Мосли видели в доме мистера и миссис Партридж, где за ужином он весьма красноречиво призывал всех и каждого под свои знамена. Если не ошибаюсь, вы тоже там присутствовали.

– Мне было семнадцать, когда я познакомилась с миссис Партридж. В войну она водила машину «Скорой помощи», трудилась сутки напролет, не зная ни сна, ни отдыха. Тот факт, что некая персона оказалась под ее крышей, нисколько не запятнает миссис Партридж в моих глазах. И если уж говорить начистоту, вы правы – ужин был, но Освальд Мосли не входил в число приглашенных. Он присутствовал только на аперитиве, до того, как гости сели за стол, и привели его люди, которые хотели познакомить Мосли с Партриджами. На ужин он не остался и хозяев особо не заинтересовал, в дальнейшем Партриджи его не приглашали. Наконец, меня в тот вечер задержала работа, и я к ужину опоздала. Мосли уже не было, мы разминулись. Я общалась с ним не больше вашего, старший суперинтендант.

– А вдруг я близко знаком с Томом Мосли?

– Вполне возможно, если называете его Томом, а не Освальдом. Так почему же вы подозреваете меня в несуществующих связях?

Макфарлейн тряхнул головой:

– Я ни разу в жизни лично не разговаривал с Мосли, хотя мне известно, где он находится, с кем встречается, что делает, кто на него работает. Я также знаю о его женщинах. Однако вы правы: у меня нет повода подозревать вас в связях с его последователями.

– Тогда зачем вы задаете эти вопросы?

– Потому что должен и потому что пока сам не понял, с чем мы имеем дело. Есть письмо, в письме упомянуто ваше имя, требования писавшего не выполнены, правительство работает в обычном режиме, то есть практически не работает по причине рождественских каникул, – и вдруг ни с того ни с сего полдюжины псов найдены убитыми. Нечто новенькое для Особой службы – выступать на защиту малых сих; пускай бы этим занималось Королевское общество по борьбе с жестоким обращением с животными. Тем не менее собак умертвили при помощи хлор-газа, и мне самому от этого становится жутко. Во имя всего святого, чего ждать дальше?

Как будто по условному знаку, в дверь резко постучали.

– Входите! – рявкнул Макфарлейн.

– Сэр, для вас сообщение. – Молодой детектив в штатском передал начальнику листок бумаги.

Макфарлейн прочитал содержимое и нахмурился:

– Мне нужна машина, Бриджес, и поскорее. – Он поднялся из-за стола, подошел к вешалке и, оглянувшись на Мейси, произнес: – Надеюсь, мисс Доббс, сегодня вечером вы не собирались на вечеринку с танцами? Нас ждет работа.

– Новое письмо?

– Да. И поскольку Колм Дарби занят со своими информаторами, а Страттона нет на месте, со мной поедете вы.

– Куда именно?

– Даунинг-стрит, десять.

– Боже милостивый!

– Я бы сказал, в отличие от Господа нашего, сей достопочтенный джентльмен отнюдь не так милостив. Только посмотрите, что творится в стране. А чего стоит кавардак в правительстве!

Мейси взяла портфель, обернула вокруг шеи шарф, достала из кармана пальто перчатки и подошла к двери, которую Макфарлейн открыл перед ней.

– Не сомневаюсь, старший суперинтендант, он о вас тоже очень высокого мнения.

Полицейский автомобиль остановился перед парадным входом в резиденцию премьер-министра. Над крыльцом горел один-единственный фонарь. Шофер, одетый в униформу, и человек в штатском вышли из машины первыми. Только после того, как эти двое осмотрели улицу и кивнули констеблю, которым в сочельник заменили ночного сторожа, Макфарлейна и Мейси выпустили из авто и проводили внутрь через уже распахнутую дверь.

– Старший суперинтендант Макфарлейн и… – Секретарь перевел взгляд с Мейси на Макфарлейна.

– Мисс Доббс, психолог и детектив. Тоже работает со мной по этому делу. Я попросил ее присоединиться к нашей встрече.

– Очень хорошо. Сюда, пожалуйста. Премьер-министр ждет вас вместе с лордом-председателем совета мистером Болдуином и министром пенсионного обеспечения мистером Трайоном. С ними также Джеральд Эркарт из Пятого отдела военной разведки и комиссар полиции.

– Да, знаю, он меня сюда и вызвал.

– Хорошо. Мы уже пришли.

Мейси привыкла к встречам с важными клиентами, однако неожиданно почувствовала, что сердце вдруг заколотилось, а руки дрожат. Перед дверями комнаты для совещаний она буквально на три секунды закрыла глаза и представила отцовский садик в Челстоне. Много лет назад, когда Мейси была еще совсем юной, Морис Бланш привез ее к своему другу и учителю Бэзилу Хану, который научил девушку искусству медитации. Из уроков Хана Мейси узнала, что, овладев умением приводить в покой мысли, можно достичь более глубоких уровней познания, доступных только тем, кого не страшит истинное безмолвие. Хан объяснил ей, что в ситуациях, когда страх или усталость нарушают душевное равновесие, надо всего лишь перенести мысленный взор в то место, где тобой владел покой. Мейси представила отцовский сад, теплую улыбку Фрэнки Доббса, его распростертые для объятия руки, и расслабилась.