У левой стены на высоком постаменте среди пальм и живых цветов установлен фоб с телом Сталина. Изголовье гроба слегка приподнято, чтобы проходящие люди могли получше рассмотреть своего покойного вождя. Сталин лежит в форме Маршала Советского Союза. Предложенную в свое время форму Генералиссимуса он, как известно, не принял. Его руки, вытянутые вдоль туловища, слегка сведены внутрь. Над гробом приспущено огромное красное знамя с черной каймой. У подножия на атласных подушечках — ордена и медали.

Трудовая Москва прощается со своим вождем. Напряжение столь велико, что я даже не успеваю как следует рассмотреть лицо Сталина. Не могу с уверенностью сказать, были ли на его груди орденские планки, о чем позднее писали газеты, или их не было. Не могу сказать, кто в тот момент стоял в почетном карауле…

…Траурный кортеж останавливается у Мавзолея. Гроб с телом Сталина снимают с орудийного лафета и устанавливают на высоком постаменте, задрапированном красными и черными полотнищами. Руководители партии и Советского правительства, главы иностранных государств и правительств, возглавляющие правительственные делегации, а также руководители братских коммунистических партий поднимаются на трибуну Мавзолея.

Время — 10.52. Н. С. Хрущев объявляет траурный митинг открытым. Первым выступал Маленков. Из репродуктора несутся слова: "Дорогие соотечественники, товарищи, друзья! Дорогие зарубежные братья! Наша партия, советский народ, все человечество понесли тягчайшую, невозвратимую утрату. Окончил свой славный жизненный путь наш учитель и вождь, величайший гений человечества Иосиф Виссарионович Сталин…".

Вторым выступал Берия. Его речь была наиболее яркой, эмоциональной и запоминающейся: "…кто не глух, тот слышит, кто не слеп, тот видит, что наша партия в трудные для нее дни еще теснее смыкает свои ряды, что она едина и непоколебима…".

Третьим выступал Молотов. Его выступление было самым блеклым и незапоминающимся. Он закончил его здравицей в адрес всепобеждающего учения Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина.

Время — 11.54. Н. С. Хрущев объявляет траурный митинг закрытым. Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущев, Булганин, Каганович и Микоян осторожно поднимают гроб с телом Сталина и медленно несут его в Мавзолей. Гремят 30 залпов артиллерийского салюта. Часы на Спасской башне бьют 12 раз. Над Москвой несутся протяжные губки фабрик, заводов, паровозов и пароходов.

Руководители партии и правительства вновь поднимаются на трибуну Мавзолея. Траурная мелодия сменяется торжественными звуками Государственного гимна. Начинается военный парад. Колонна за колонной проходят войска Московского гарнизона, в небе проносятся боевые самолеты. Они идут тройками под самыми облаками. Каждая тройка, чтобы не попасть в воздушную струю впереди летящих, идет с принижением. Последняя тройка истребителей пронеслась, едва не задев шпиля Исторического музея…

…Я встаю замыкающим в очередь и буквально через минуту, едва сдерживая нахлынувшее волнение, захожу в Мавзолей. Сделав два поворота вправо под 90 градусов, я вижу два параллельно стоящих гроба: первый — с телом Ленина, второй — с телом Сталина. Ленин, как обычно, лежал в гробу с прозрачной крышкой, а Сталин лежал в саркофаге с остеклением только над верхней частью тела. Спускаюсь вниз вдоль гроба Ленина, прохожу у его подножия и, развернувшись влево, начинаю медленно подниматься вверх вдоль саркофага Сталина от ног к голове. Двигаюсь очень медленно, никто не торопит. Чувствую, как сзади меня кто-то тяжело дышит. Но я не оборачиваюсь. Все внимание — саркофагу.

Первое, что мне бросилось в глаза и запомнилось на всю жизнь — это старенькая маршальская фуражка с потертым козырьком, закрепленная на крышке саркофага. "Неужели не могли найти новую?" — подумал я.

Второе — это лицо Сталина, добротное, слегка одутловатое, с крупными рябинами. Я даже сейчас помню его в мельчайших подробностях, ведь мне представилась возможность рассмотреть его с расстояния не более полуметра. Третье — это Звезда Героя Социалистического Труда на груди Сталина, которая была развернута почти на 180 градусов, очевидно, при одной из перестановок саркофага с место на место было допущено резкое движение и звезда перевернулась, а поправить ее было уже нельзя, так как саркофаг был герметично закрыт (а возможно, и запаян)».

Судьба была милостива к Сталину: девять лет спустя его перезахоронили у Кремлевской стены, лишив страшной посмертной участи живого мертвеца, средоточия культа КПСС. Не заслужил… Страшен сон, да милостив Бог!

Берию тоже убивали дважды, причем если в защиту Сталина выступают все чаще и чаще, то по поводу Берии почему-то единодушны все, кроме Юрия Мухина. Даже Вадим Кожинов, хорошо относящийся к Сталину, пишет: «Многое из того, что известно о Берии, не дает основания видеть в нем "позитивную" фигуру…», но при этом ничего из этого «многого» не приводит. И, что удивительно, не только он, никто не приводит никакого реального компромата на этого человека. Все «собаки», которых на него вешают, сводятся либо к тому, что он ответственен за массовые репрессии, либо к тому, что он чего-то «хотел». Хотел перебить Политбюро, хотел устроить переворот, захватить власть — да не дали. При этом никаких доказательств этого «хотения» также не приводится, прямо телепатия какая-то… Даже в 1937 году под все «хотения» подкладывали хоть какие-то, хотя бы выдуманные факты — а тут ничего, одни заклинания! Неужели этот страшный человек действительно был настолько чист в жизни, что на него не нашлось ни строчки реального компромата? Почитать, в чем его обвиняют — такая ахинея, что уши на корню вянут! До официальных обвинений мы еще дойдем, а пока что дадим слово писателям:

Из Абдуррахмана Авторханова:

«Хрущев говорит, что Берия дважды, сначала в сороковых, а потом в пятидесятых годах (после смерти Сталина), "делал маневры" стать во главе партии и государства. Если он от этого намерения отказался, то тут роль, вероятно, сыграли соображения чисто психологического порядка: после двадцатилетней тирании в СССР грузина Сталина другому грузину, чтобы занять его пост, надо было быть дважды Сталиным, а перед такой перспективой должен был спасовать даже Берия… Другая причина была не менее веской: профессиональный чекист Берия в глазах народа был не слугой Сталина, а суверенным соучастником, порою даже вдохновителем сталинских преступлений»…

Забавно то, что человек, берущийся за писание книг о том времени, не понимает элементарного: в 1953 году в глазах народа, о котором он так весомо рассуждает, не существовало ни «сталинской тирании», ни «сталинских преступлений» — они появились только после доклада Хрущева на XX съезде. Но дело не в этом. Среди всей этой риторики есть она настоящая штука: даже по признанию самого Хрущева, Берия «отказался» от намерения стать во главе партии и государства, то есть в 1953 году у него этих намерений не было. В чем же тогда его обвиняют?

«Не из любви к народу, не из ненависти к Сталину и не из раскаяния в содеянных преступлениях, а исходя из политических расчетов и личных интересов в новых условиях Берия решил возглавить движение за реформы. Впиваясь глазами в умирающего учителя, Берия, может быть, тоже не собирался управлять иначе, чем Сталин, однако молчаливая, но грозная радость народа по поводу смерти тирана надоумила его: надо воспользоваться редким в истории случаем, когда сам палач может возглавить движение народа против наследства величайшей из тираний. То, что Хрущев сделал со Сталиным через три года на XX съезде, Берия хотел начать сейчас же. Он и начал это, освободив 4 апреля 1953 года "врачей-вредителей " и сам же обвинив сталинско-бериевскую полицейскую систему в фальсификации и фабрикации дел и инквизиции».