Миндалевидное тело и остальная часть лимбической системы (в височных долях) гарантируют, что кора — да и весь мозг — служит базовым эволюционным целям организма. Миндалевидное тело отслеживает перцептивные репрезентации высшего уровня и «держит пальцы на клавиатуре вегетативной нервной системы»; столкнувшись с тем или иным объектом, оно определяет степень эмоционального реагирования и соответствующие эмоции (страх в ответ на змею, гнев на босса, привязанность к ребенку и т. д.). Кроме того, оно получает информацию от островковой доли, которая, в свою очередь, частично управляется сенсорным входом не только от кожи, но и от внутренних органов — легких, печени, желудка. Таким образом, можно говорить о «висцеральном, вегетативном Я» или «рефлекторной реакции» на что-либо. (Разумеется, именно такую «рефлекторную реакцию» и улавливают датчики КГР. Посему висцеральное «Я» не является, строго говоря, частью сознательного «Я». Тем не менее оно способно глубоко вторгаться в ваше сознательное «Я» — просто вспомните, когда вы в последний раз чувствовали тошноту и вас вырвало.)

Патологии эмоционального «Я» включают височную эпилепсию, синдром Капгра и синдром Клювера — Бюси. При первом может возникнуть гипертрофированное чувство «Я», которое частично обусловлено так называемой гиперсвязностью — усилением связей между сенсорными областями височной коры и миндалевидным телом. Такая гиперсвязность может быть следствием повторяющихся приступов, вызывающих перманентное усиление (киндлинг) этих путей; в результате пациент придает глубокое значение всему, что его окружает (включая самого себя!). И наоборот, у людей с синдромом Капгра наблюдается снижение эмоционального отклика на определенные категории объектов (лица), а людям с синдромом Клювера — Бюси или Котара свойственны более первазивные нарушения эмоциональной сферы (глава 8). Больной синдромом Котара настолько эмоционально отрешен от мира и себя самого, что не только полагает, будто он мертв, но и буквально чувствует запах собственной гниющей плоти.

Примечательно, что так называемая личность — жизненно важный аспект вашего «Я», который сохраняется всю жизнь и, как известно, не поддается «коррекции» со стороны других людей или даже здравого смысла, — вероятно, опирается на те же лимбические структуры и их связи с вентромедиальной областью лобных долей. Повреждение лобных долей не вызывает явного и мгновенного нарушения сознания, но оно может кардинально изменить вашу личность. Когда в лобные доли железнодорожного работника по имени Финеас Гейдж вонзился металлический стержень, его близкие друзья и родственники заметили: «Гейдж больше не Гейдж». Из стабильного, вежливого, трудолюбивого молодого человека Гейдж превратился в лжеца, мошенника и бродягу, который терял одну работу за другой[153].

Пациенты с височной эпилепсией, например Пол из главы 9, также демонстрируют личностные изменения, причем настолько выраженные, что многие неврологи говорят о существовании особой «височной личности». Некоторые из них (больные, а не неврологи) склонны к педантизму, сварливости, эгоцентризму и болтливости, а также к одержимости «абстрактными мыслями». Если эти качества являются результатом гиперфункции определенных частей височной доли, то какова их нормальная функция? Если лимбическая система в основном связана с эмоциями, почему приступы в этих зонах вызывают абстрактные мысли? Есть ли в нашем мозге особые структуры, роль которых заключается в создании и манипулировании абстрактными мыслями? К сожалению, эти тайны височной эпилепсии пока не разгаданы.

Исполнительное «Я». Классическая физика и современная нейронаука говорят нам, что мы (включая наш разум и мозг) обитаем в детерминированной вселенной бильярдного шара. Но обычно вы не ощущаете себя марионеткой; вы чувствуете, что вы главный. Тем не менее вам очевидно, что одни вещи вы можете сделать, а другие — нет: так уж получилось, что у вашего тела и внешнего мира есть свои ограничения. (Например, вы знаете, что не можете поднять грузовик и не можете дать своему боссу в глаз — даже если вам этого очень-очень хочется.) Где-то в вашем мозгу хранятся репрезентации всех этих возможностей, и системы, которые планируют команды (поясные и дополнительные моторные области в лобных долях), должны знать о различии между вещами, которые они могут и не могут велеть вам сделать. На самом деле «Я», считающее себя пассивным, беспомощным зрителем, вовсе не «Я». Равно никчемно и «Я», влекомое мимолетными импульсами и побуждениями. Само существование «Я» требует наличия свободной воли — того самого «универсального поля бесконечных возможностей», о котором говорит Дипак Чопра. Говоря научным языком, сознательное восприятие — это «условная готовность действовать».

Для этого мне нужно иметь в моем мозге не только репрезентацию окружающего мира и различных объектов в нем, но и репрезентацию самого себя, включая репрезентацию собственного тела. Именно этот рекурсивный аспект и делает проблему «Я» такой загадочной. Кроме того, репрезентация внешних объектов должна быть связана с репрезентацией меня (включая моторные командные системы), иначе я не смогу делать выбор. (Он мой начальник, не надо его бить. Это печенье, оно в пределах моей досягаемости, я могу его взять.) Сбои в этом механизме могут привести к развитию таких синдромов, как анозогнозия или соматопарафрения (глава 7), при которых больной с самым что ни на есть невозмутимым видом утверждает, будто его левая рука принадлежит брату или врачу.

Какая нейронная структура отвечает за репрезентацию этих «воплощенных» и «исполнительных» аспектов «Я»? Повреждение передней части поясной извилины приводит к странному расстройству под названием «акинетический мутизм» — пациент просто лежит в постели и ничего не делает, хотя явно осознает свое окружение. Если есть на свете такая вещь, как отсутствие свободной воли, то это она.

Иногда, при частичном повреждении передней части поясной извилины, происходит прямо противоположное: рука пациента оказывается отсоединенной от сознательных мыслей и намерений и пытается схватить вещи или даже выполнить относительно сложные действия без разрешения. Например, д-р Питер Халлиган и я обследовали одну такую пациентку в больнице Ривермид в Оксфорде: когда она спускалась по ступенькам, ее левая рука неизменно вцеплялась в перила и мешала идти. Что же контролирует мятежную левую руку: бессознательный зомби или отделы мозга, обладающие квалиа и сознанием? Теперь мы можем ответить на этот вопрос, применив наши три критерия. Создает ли система, которая движет рукой, непреложную репрезентацию? Имеет ли она кратковременную память? Может ли она делать выбор?

И исполнительное «Я», и воплощенное «Я» предстают во всей красе, когда вы играете в шахматы и отождествляете себя с королевой. Раздумывая над следующим ходом, вы буквально чувствуете, что населяете ферзя. Кто-то может возразить, что это просто фигура речи, что на самом деле вы не ассимилируете шахматную фигуру в свою схему тела. Но как вы можете быть уверены, что лояльность вашего разума к собственному организму тоже не «фигура речи»? Что произойдет с вашей КГР, если я вдруг ударю королеву? Она устремится вверх, как будто я бью вас? Если да, то в чем различие между ее телом и вашим? Может, ваша тенденция отождествлять себя с «собственным» телом, а не с шахматной фигурой, тоже дело традиции, пусть и весьма живучей? Может ли такой механизм лежать в основе эмпатии и любви, которые вы испытываете к близкому другу, супругу или ребенку, который буквально сделан из вашего организма?