Часто он не шел ни на какие уступки; он вылечил молодого человека от ужасных угрей, заставив мать мальчика выбросить все зеркала в доме во время двухнедельных каникул. Когда дело касалось гипнотического введения, он обнаружил, что воображаемые приборы более эффективны, чем реальные предметы. Вместо того, например, чтобы заставлять своих пациентов смотреть на настоящий кристаллический шарик, он просил их смотреть на воображаемый. Это потому что он всегда стремился проникнуть в бессознательное пациента, которое, как он верил, содержит ресурсы и знания, необходимые для выздоровления. Мобилизация воображения — это скорейший путь к бессознательному.

Вместе с верой, что каждый человек поддается гипнозу и что неудача введения в гипноз отражает скорее неспособность гипнотизера, а не пациента, он предпочитал адаптировать свою технику к объекту, а не следовать ограниченному репертуару. И это можно понять, ибо те исследователи, которые утверждают, что определенный процент людей не гипнотизируется вообще, опробовали на своих объектах более или менее ту же самую технику и не проявляли того рода гибкости, которой был знаменит Эриксон. Коллега Эриксона, Эрнст Росси, добавил бы к этому, что гипнолог должен быть чувствительным к природному ритму активности и покоя своего клиента, и тогда шансы загипнотизировать человека сильно возрастают, если время введения совпадет с периодом покоя.

Эриксон был настолько искусным гипнотизером, что снова поднял вопрос о том, нельзя ли загипнотизировать человека против его воли. Однако его жизнь и деятельность не могут дать нам ответа. Он брал тех пациентов, которые уже знали, что он гипнотизер, и тем самым на каком-то уровне уже дали свое согласие. Я по-прежнему продолжаю отстаивать сказанное в предыдущих главах, что человека нельзя загипнотизировать против его воли и нельзя заставить делать вещи, которых он иначе не стал бы делать.

Большинство техник Эриксона основано на отвлечении объекта от его сознательного внимания и барьеров. Так, например, в технике «мой друг Джон» пациент представлял, будто в комнате вместе с Эриксоном находится еще один человек, Джон. Эриксон описывал, какой этот Джон замечательный объект для гипноза, и проходил вместе с ним все ступени воображаемого введения, пока сам пациент не оказывался в трансе. В то время как многие применяемые сегодня техники прибегают к использованию слов, Эриксон умел погружать в транс только посредством действия. Фактически он определял гипноз как совместное переживание, обмен идеями всевозможными способами. Контакт с пациентом, в особенности с его подсознанием, решал дело. Так, в качестве демонстрации, он загипнотизировал пару раз не разговаривающих по-английски испытуемых, просто показывая мимикой постепенное вхождение в транс.

Один из его хорошо известных методов — это «техника замешательства», когда путем серии обескураживающих действий и непрекращающегося отвлеченного разговора он доводил объекта до своего рода отчаяния, так что тот уже жаждал получить ясные внушения, на которые он смог бы прореагировать; и в этот момент Эриксон давал внятное внушение для вхождения в транс или его углубления. Пациент находил прибежище от замешательства в трансе. Похожий метод возбуждения любопытства у объекта, когда он делал паузы и промедления, чтобы вызвать настроение ожидания и подорвать бдительность объекта. Несловесная параллель этого метода — прерванное рукопожатие: держа руку, словно готовую для рукопожатия, он вдруг останавливался и начинал вместо этого делать рукой двусмысленные вещи; он мог вызвать каталепсию руки у объекта, показывающего при этом признаки вхождения в транс.

Никто не ставил так высоко доверие, как Эриксон. В качестве одной из его наиболее общих техник введения он просто начинал рассказывать пациенту очевидные истины. «Вы удобно сидите в своем кресле. — Совершенно верно, нечего возразить. — Ваши руки лежат на подлокотниках кресла. — Разумеется, доктор Эриксон. — Вы чувствуете, как ваши ступни давят на пол, а тело — на кресло». И так далее, в том же духе. Произнеся с полдюжины таких истин, Эриксон достигал момента, когда говорил: «Ваши веки чувствуют тяжесть» или нечто в этом роде, и пациент уже готов был это принять, потому что Эриксон завоевал его доверие, пересказывая так долго бесспорные истины. Но он приобретал не только доверие; указывая на вещи, которые являются истинными, хотя и бессознательными, если к ним не привлекать особого внимания, Эриксон приспосабливал своего клиента к изменению состояния сознания и таким образом готовил его к переводу в гипнотический транс. Он понимал, что завоевать доверие — значит выиграть половину битвы; ибо если вы верите в авторитет человека, его внушения имеют для вас вес. Одним из главных несловесных методов, которым пользовался Эриксон для приобретения доверия, было тонкое отражение языка тела своего пациента, ритма дыхания, интонации и прочего.

Эриксон мог победить даже тогда, когда пациент решал сопротивляться или если был упрямым и беспокойным. Это фактически являлось его специализацией, и он разработал несколько техник (называемые «техники для утилизации», поскольку они утилизировали то поведение, которое объект представлял оператору) специально, чтобы, не показывая вида, преодолевать сопротивление. Во всех своих терапевтических стратегиях он предпринимал интервенцию, но делал это очень тонко, чтобы усилить целительное воздействие посредством укрепления автономности индивидуума. Он диктовал и манипулировал, работая с симптомами пациента, но как жить дальше после того, как эти симптомы были сняты, оставлял полностью на сознательный выбор самого человека.

Приводим описание одного из наиболее удачных приемов Эриксона, в котором использована техника преодоления сопротивления, «двойная связь»:

Один из сопротивляющихся пациентов однажды заявил Милтону Эриксону: «Хотя вы и способны гипнотизировать других, но меня вы не загипнотизируете!» Эриксон пригласил пациента к лекционному креслу, попросил сесть и сказал: «Я хочу оставить вас здесь бодрствующим, бодрствуйте как можно более активно, еще более и более активно бодрствуйте». Объект мгновенно погрузился в глубокий транс. Он столкнулся с двухуровневым сообщением: «Идите сюда и входите в транс» и «оставайтесь бодрствующим». Он знал, что если бы последовал за внупиениями Эриксона, то вошел бы в транс. Поэтому решил не следовать им. И все же, отказавшись следовать за внушением оставаться бодрствующим, он вынужден был погрузиться в транс.

Эриксон добивался своего, но не отнимал свободу действия у пациента; он подрывал его сопротивление, но сохранял автономию.

Он развил также простой, но мощный способ преодоления сопротивления терапевтическим внушениям. Он вставлял терапевтические внушения между внушениями для поддержания транса. Таким образом, внимание пациента еще до того, как он начинал противиться терапевтическому внушению, уводилось на поддержание транса. Точно так же, когда Эриксон видел, что в терапевтических целях пациенту важно что-то делать, чего тот не хотел бы делать, он не просил его об этом прямо. Вместо этого Эриксон просил его сделать еще что-то другое, что тот был еще меньше расположен делать. Таким образом, пациент, выбирая свободно сам, что ему делать, брался именно за ту вещь, которую Эриксон ставил на первое место.