Теоретически, Эриксон больше всего интересен в своем очевидном разрыве с предположением Фрейда о том, что регрессия — это путь к большинству проблем, причиненных прошлым. Подобно дзэн-буддисту, Эриксон работал с «настоящим» пациента, с его «здесь и теперь», веря в то, что каждый из нас обладает ресурсами для совершенного здоровья и что мы должны сосредоточиться скорее на самосовершенствовании, чем на исправлении ошибок прошлого. Более того, поскольку он думал, что «ваше сознательное мышление может быть очень разумным, однако ваше бессознательное гораздо умнее», терапевтический процесс вовсе не обязан был стать «прозрением» — перемещением чего бы то ни было в сознание. Он верил, что мы имеем ресурсы в нашем прошлом, чтобы преодолеть любое препятствие. Если вы решили проблему в прошлом, вы можете сделать так снова. Таким образом, он говорил своему пациенту, как тот решил какую-то проблему в прошлом, а затем воссоздавал в уме загипнотизированного пациента те же самые условия для настоящего.

Милтон Эриксон умер больше двадцати лет назад, но можно с уверенностью сказать, что его труды повлияли на каждого гипнотерапевта, и с каким бы из них вам ни довелось встречаться, он будет применять некоторые из его техник. Я бы описал Эриксона как своего рода поэта. Есть разница между его гипнотической и «вводящей в транс» поэзией и тем родом поэзии, который взывает преимущественно к интеллекту. Главная черта гипнотической поэзии — у нее свой четкий, убаюкивающий ритм; эти постоянные повторения; она прибегает к смутной образности и содержит неясности, которые усыпляют разум. Все это представлено в методах Эриксона. Он был художником.

Существует ли такая штука, как гипноз? Находятся ли загипнотизированные люди в особом состоянии, которое отлично от других состояний сознания, или нет? Могут ли все те поступки, приписываемые загипнотизированным, в равной мере совершать люди, не прошедшие никакого гипнотического введения? Литература, посвященная этому, весьма обширна, и лучший аргумент, доказывающий полезность таких споров, — это порожденный ими громадный объем важных научных исследований. Я попытаюсь здесь затронуть самый корень проблемы. Хотя и доказывается, что в гипнозе действует целый ряд измененных состояний сознания, зависящих от глубины транса, но жизнь казалась бы проще, если бы я говорил только об одном состоянии.

Теоретики состояния утверждают, что 1) существует особое состояние сознания, называемое гипнотическим трансом; 2) это состояние отмечено повышенной внушаемостью и усиленными фантазией и воображением, включающим визуальную память прошлого; 3) в этом состоянии снижены функция планирования и оценка реальности, а также наблюдаются такие реальные нарушения, как ложная память, амнезия и галлюцинации; 4) данное состояние включает непроизвольное поведение— объект временно теряет сознательный контроль над поведением и может также предсказать, хотя еще и нет однозначных доказательств в этом отношении, и пункт 5) в один прекрасный день данные ЭЭГ подтвердят уникальную физиологию этого предполагаемого гипнотического состояния.

Противники же отрицают все приведенные выше пункты: 1) понятия «транс» или «диссоциация», взятые из аномальной психологии, только вводят в заблуждение, потому что отклик человека на внушение есть обыкновенная нормальная психологическая реакция; 2) разница в силе реакции на внушение объясняется не разными состояниями сознания, но, скорее, индивидуальной позицией, мотивациями, ожиданиями или степенью вовлеченности воображения в задачу; 3) все феномены, связанные с гипнотическими внушениями, находятся в пределах нормальных человеческих способностей; 4) кажущееся непроизвольным поведение объекта может быть объяснено по-другому, без привлечения понятия гипнотического транса; 5) никакое физиологическое подтверждение не будет никогда найдено, ибо не существует такого состояния. Короче говоря, искать гипнотическое состояние — это все равно что разглядывать новое платье короля.

Существует и интересная фундаментальная проблема в изучении гипноза, которая некоторым образом подрывает работу обеих школ. Со времен Месмера было известно, что преуспевающий гипнотизер должен иметь доверие, должен излучать определенную уверенность в результатах внушения. Ученый, наоборот, должен соблюдать известную дистанцию как от своего предмета, так и от желаемого результата. Тогда не удивительно, что те исследователи, которые судят со стороны и поддерживают объективный подход, зачастую не способны увидеть результаты гипноза, а те, которые заходят слишком далеко в противоположном направлении, начинают подозревать, что такой штуки нет вообще, а есть только контакт и внушаемость.

Главным противником существования гипнотического состояния был Теодор Барбер (Theodor Barber), начиная с 1950-х годов. Ходит слух, который, по-видимому, пущен Эрнстом Хилгартом, что причина, почему Барбер был так убежден в том, что гипноз как отдельное состояние не существует, лежит в его собственной чрезвычайно высокой гипнотизируемости — настолько высокой, что он никогда не мог постичь, из-за чего, собственно, весь этот сыр-бор, и потому отрицал существование гипноза. В любом случае, по Барберу, понятие гипнотизма лишено смысла. Гипнотизм определяется как индуцированное состояние повышенной внушаемости, но сам факт гипнотизации уже предполагает, что сначала надо было вызвать у человека состояние повышенной внушаемости. Таким образом, аргумент ходит по кругу — так утверждал Барбер (а за ним повторяли многие другие). Но этот аргумент не такой сильный, как кажется. Мы можем отклонить его предпосылку, просто не определяя гипнотизм в терминах внушаемости и сказав, что эта внушаемость лишь один из феноменов гипнотического состояния.

Но, так или иначе, добавляет Барбер, предполагаемый феномен гипнотизма может быть гораздо проще объяснен ссылкой на позицию объекта, его мотивацию и ожидание. В огромном количестве статей Барбер старается показать, что определенные гипнотические феномены (особенно амнезия, усиление мускульных показателей, левитация рук) могут быть с равным успехом достигнуты незагипнотизированными объектами, которых исследователи ориентировали на позитивные результаты решения поставленной задачи, дали хорошую мотивацию, и от которых ждут, что они справятся с задачей. Что касается более экзотических феноменов, таких как галлюцинации, возрастная регрессия, гипермнезия и гипнотические волдыри, то тут Барбер либо пытается отмахнуться от них, либо утверждает, что в действительности они не столь показательны и незагипнотизированные объекты смогли бы без труда разыграть также и их.

Однажды на съезде Американской психологической ассоциации в начале 1970-х годов Барбер как обычно прошелся по поводу того, как легко бывает вызвать у человека анальгезию без гипнотического введения. Среди других выдающихся психологов на сцене вместе с Барбером оказался Мартин Орн. Орн чиркнул зажигалкой и поместил свою ладонь над пламенем. Прекрасно! Это, казалось бы, подтвердило позицию Барбера. Однако те, которые знали Орна, едва сдержали смех, потому что понимали, что вслед за этим он продемонстрирует номер, показывающий, что взгляды Барбера не дают ничего для нашего понимания гипноза.

Действительно, воззрения Барбера наталкиваются на серьезные трудности. Предположим, что как загипнотизированный, так и мотивированный задачей человек способны одинаково хорошо справиться с задачей X. Отсюда можно сделать вывод, что у людей под гипнозом на самом деле актуализирована мотивация к решению задачи, и такой вещи, как гипноз, не существует. Это явное заблуждение. Если А производит X и В производит X, отсюда не следует, что А и В одинаковы; они просто получили одинаковый результат. В позиции Барбера нет ничего нового, но все уже было известно со времен Бернгейма — что внушение впечатлительных и склонных к фантазии индивидуумов в бодрствующем состоянии может порой произвести тот же самый эффект, что и внушение, данное под гипнозом. Барбер перечисляет реакции на внушение, куда входят: дальтонизм, глухота, различные эмоции, увеличение близорукости, вкусовые, зрительные галлюцинации и аллергические реакции. Однако опять же это не опровергает существование особого состояния, которое мы можем назвать гипнотическим трансом.