Сам развернулся к Имоджин и Шарт:

– Имоджин… Селина… Шарлотта, я велел тебе вынести этот ужасный таз! Немедленно! Вынеси его в сад и вылей!

– Если ты имеешь в виду меня…

Шарт совсем не спешила двигаться с места. Ведь тогда будет утрачена целая миска крови, добытой с таким трудом. К тому же Шарт боялась приближаться к Самому. У него была кошмарная манера бить по лицу наотмашь, едва окажешься в пределах досягаемости. Но самое плохое было даже не это: Шарт понимала, что стоит ей перестать заслонять раковину своей широкой спиной, Сам увидит, что там прячется Нед Дженкинс.

– Тебя, кого же еще, мерзкая девчонка! – заорал Сам. – Я что, непонятно выразился?

– Да! – рявкнула Имоджин, у которой было парадоксальное свойство внезапно смелеть. – Надо было сказать: Шарлотта! А ты перебрал все наши имена! Неужели так трудно запомнить, кого из нас как зовут?

– Это просто наглость, Селина, – сказал Сам.

– Ну вот, опять! – выпалила Имоджин. – Тебе бы понравилось, если бы я постоянно называла тебя Филлис?!

Глаза у Самого округлились. Он замер, готовый разить, и смотрел на Имоджин взглядом, в котором ярость мешалась с изумлением. Он совсем не понимал, что она хочет сказать, но твердо знал, что это дерзость. Взгляд его быстро стал яростным целиком. Тут Имоджин открыла рот, чтобы что-то добавить. Шарт попыталась заставить ее замолчать и для этого пнула в лодыжку.

Имоджин тут же громко вскрикнула, присела и обеими руками схватилась за просторную желтую штанину:

– Ой! Нога!

Получилось до того убедительно, что Шарт тоже поверила и встревоженно наклонилась над ней. Пришлось Имоджин извернуться и криво подмигнуть. А дело в том, что у Имоджин была одна особенность: она не умела подмигивать. Даже под страхом смертной казни – а тем более когда под страхом смертной казни оказался Нед Дженкинс. Возможно, все потому, что черты лица у нее были чересчур уж правильные – и бездонные синие глаза плохо закрывались по отдельности. Но она очень постаралась. Сначала перекосила одну половину лица, потом вторую. Получилось две страшные гримасы. Миссис Джилл и Сам наверняка подумали, что она корчится от боли. А Шарт наконец сообразила, что Имоджин присела, чтобы спрятать Неда Дженкинса.

– А! – понимающе воскликнула Шарт, после чего ей пришлось торопливо добавить: – Прости меня, Имо!

А поскольку Сам буравил ее свирепым взглядом, она обежала кухню по стеночке, чтобы между ней и Самим оказался стол. Глаза миссис Джилл так и стреляли то на Шарт, то на Самого: она прикидывала, попадет ли Шарт в пределы досягаемости. И похоже, была слегка разочарована, когда Шарт очутилась по ту сторону стола напротив Самого. Тогда глаза миссис Джилл выжидательно нацелились на миску с кровью.

Шарт тоже посмотрела на миску и сказала – умильно и расплывчато:

– Нехорошо выливать это в сад. Такое хорошее удобрение. Ты же знаешь, что на крови во Фландрии выращивали маки? Давай я отнесу ее в огород и…

Тут Сам ринулся вперед, оперся обеими руками на стол и едва не ткнулся носом в лицо Шарт.

– Твой треклятый пес, – надтреснуто выговорил он, – только что разрыл все грядки. – И рявкнул: – Я сказал – вылить!

Его крик не оставлял простора для возражений. Шарт отпрянула, схватила миску и ринулась прочь. Кровь в миске крутанулась – и, как часто бывает, когда крутится густая жидкость в эмалированной миске, испустила долгую тягучую ноту, низкий печальный стон.

Глаза у миссис Джилл стали круглые. Но этот стон завладел не только ее вниманием – он приманил и призрачную сестру. И когда Шарт выскочила с миской в руках за заднюю дверь в сад, где висела тонкая дымка дождя, миссис Джилл проводила ее взглядом, а призрак вылетел за ней.

– Ну что – он там все? – послышался из-за зарослей крапивы театральный шепот.

– Нет, – ответила Шарт.

И правда, Сам еще не угомонился. Было слышно, как он напустился на Имоджин.

– Похоже, Нед попался, – пробурчала Шарт.

Она потащила миску через сад к шалашу Мониган – и нагнулась, чтобы сунуть ее внутрь.

– Не смей! – завизжала призрачная сестра.

Шарт замерла и задумалась.

– Нельзя же, чтобы ее разбавило дождем, – проговорила она наконец, будто все слышала. Задвинула миску в шалаш и зашла за него – так из окна кухни было видно только верхнюю ее половину. За шалашом стояла другая эмалированная миска, поменьше, в которую иногда насыпали корм для кур. В ней застоялось немного грязной воды.

– Отлично, – сказала Шарт.

Она взяла миску и разыграла великолепный спектакль: вышла туда, где ее было видно из кухни, и картинно выплеснула воду. Сам, может быть, и не смотрел, но миссис Джилл – наверняка. Потом, шлепая миской по бедру, чтобы не бросалось в глаза, что она меньше прежней, Шарт вернулась и распахнула дверь в кухню.

– Кровь утилизирована, – объявила она.

Сам, который буравил взглядом Имоджин, по-прежнему съежившуюся на полу, отвлекся и развернулся.

– Хорошо. Прекрасно. И если вы затеете еще какую-нибудь омерзительную чушь, предупреждаю, кара будет страшной. Уразумели, вы, тупые свол… своенравные девчонки?

– Да, – разом отозвались Шарт и Имоджин.

– Прекрасно. – Сам подошел к зеленой двери и распахнул ее перед поварихой. – После вас, миссис Джилл, – учтиво прозвучал его голос. Пришлось той волей-неволей удалиться за порог перед Самим, хотя она явно ожидала большего. Сам вышел следом и попытался было хлопнуть дверью, чтобы выразить накипевшее. Но поскольку дверь была из тех, что открываются в обе стороны, ничего у него не вышло – она только болталась туда-сюда все время, пока Имоджин неловко поднималась с пола.

– Где кровь? – спросила Имоджин, когда дверь успокоилась.

– В хижине Мониган, – ответила Шарт. – Наверняка это дурное знамение, но…

– Тихо, – замогильным голосом произнес Нед Дженкинс из-под раковины. – У него жуткая манера потом сразу возвращаться.

– Он так только с мальчиками. – Имоджин протянула руку, чтобы помочь Неду выбраться, и он выбрался, слегка перемазанный. – У тебя вся спина в заварном креме, – сурово сказала Имоджин. – Постой.

Пока она его вытирала, из гостиной осторожно прохрустел по хлопьям Говард. Миг спустя в заднюю дверь сунула голову Фенелла.

– Дождь перестал, – сказала она. – Здесь будем или на улице?

– На улице, – сказала Шарт. – Все древнее колдовство всегда делается на улице. Кроме того, там больше мест, куда удрать.

Так что не прошло и минуты, как миску бережно водрузили на мокрую кочку у подножия пологого склона, засаженного яблонями. Мокрая крапива и крошечные зеленые яблочки словно подмигивали в нездорово-желтоватом солнечном свете. От отсыревшего шалашика Мониган поднимался пар. Шарт, Имоджин, Фенелла, Говард, Дженкинс и те доноры, кто так и не ушел, окружили миску. Из доноров остались четверо маленьких мальчиков – штанины у них внизу совсем промокли, плечи заморосило дождем, а носы были перемазаны кровью.