Лизе очень хотелось посмотреть, что за три с половиной года ее отсутствия произошло с клумбами и кустами, но не было никакого света – даже луну закрывали облака. Она чуть ступила в сторону и увидела грузовик Пита на том самом месте, где он его оставил. Насколько Лиза знала, Джоэл ездил на «понтиаке». На заднем дворе пришлось идти по сухой траве. Ветер дул с запада, и Лиза поежилась, потирая руки. Задняя дверь в кухню оказалась незапертой. Она вошла в дом и замерла от знакомого терпкого аромата кофе, сигаретного дыма, копченого сала, фруктовых пирогов, студня из говядины и оленины, который по несколько дней держала на плите Нинева, печеных помидор и десятка других овощей, запаха стоявших в углу кожаных сапог Пита и самой Ниневы.

В темноте она слышала голоса детей – вот они хихикают за завтраком, вот их отгоняет от плиты Нинева. Видела Пита – как он сидит за столом, пьет кофе, курит сигарету и читает ежедневную газету Тупело. Облако открыло луну, и ее луч проник в окно. Лиза прищурилась, чтобы рассмотреть кухню, а в ней – свою прежнюю жизнь. Как можно глубже вдохнула ее сладкие запахи.

Она вытерла слезы и решила света не зажигать. Никому не известно, что она здесь – свет только привлечет внимание. Но одновременно хотела тщательно осмотреть дом. Как справляется Нинева? Помыта ли посуда, поставлена ли на место? Не покрыт ли пылью кофейный столик? Как поступили с вещами Пита: одеждой в гардеробной, книгами и бумагами в кабинете? Лиза помнила, что обсуждала это с Джоэлом, но детали вылетели из головы.

Она скользнула в гостиную и опустилась на кожаный диван, который пах точно так, как она помнила. Воспоминание было не из приятных. Она сидит на диване с детьми – Джоэл справа, Стелла слева – и все трое со страхом смотрят на армейского капитана, который принес им известие, что Пит, вероятно, погиб. Это было 19 мая 1942 года. Другая жизнь.

За окном сверкнули фары, и Лиза замерла. Посмотрела сквозь занавески: по подъездной дороге катился патрульный автомобиль, затем повернул в сторону коттеджа Флорри. Машина исчезла, и Лиза поняла: ищут ее. Она подождала. Через двадцать минут автомобиль появился снова и направился в сторону шоссе.

Лиза твердила себе, что она в своем доме и не совершила никакого преступления. Если ее найдут, то самое худшее – отправят обратно в Уилфилд. Но ее не найдут.

Она начала раскачиваться, плечи подергивались – дурная привычка, от которой Лиза не сумела избавиться. Так всегда было, когда она тревожилась или пугалась: раскачивалась, тянула себя за волосы и мычала. Подобным образом вели себя многие в лечебнице, если сидели одни в кафетерии или возле пруда. Но Лиза понимала: она – не как другие. Скоро она придет в себя и склеит свою прежнюю жизнь.

Спустя, наверное, час – Лиза потеряла всякое представление о времени – она заметила, что больше не раскачивается, и слезы высохли на глазах. Ей предстоит освободиться от такого огромного груза!

Она вернулась в кухню, где стоял единственный в доме телефон, и позвонила Флорри. И чтобы запутать любителей подслушивать, сказала только одно:

– Флорри, я здесь.

– Кто? Что? – Флорри смутилась, и не без основания.

– В доме, – добавила Лиза, повесила трубку, вышла на заднее крыльцо и стала ждать. Прошло всего несколько минут, и на горизонте замелькали огоньки фар. Флорри остановилась рядом с домом.

– Я тут, – произнесла Лиза.

Флорри споткнулась в темноте и выругалась:

– Какого черта не включила свет! – Остановилась на ступеньках и спросила: – Что ты здесь делаешь?

– Иди сюда, обними меня.

«Не иначе сошла с ума, если ей потребовались мои объятия», – подумала Флорри, но вслух, конечно, не сказала. Одолела последние ступеньки, и они обнялись.

– Лиза, что ты тут делаешь? – повторила она.

– Просто хотела вернуться домой. Врач говорил, что я поправилась.

– Ложь, и ты это прекрасно знаешь. Врачи волнуются. Дети сходят с ума. Тебя ищет полиция. Зачем ты это учудила?

– Устала от Уитфилда. Пойдем в дом.

Они вошли в кухню.

– Включи свет, – попросила Флорри. – Ни черта не вижу.

– Пусть будет лучше темно, – отозвалась Лиза. – Не хочу, чтобы Нинева догадалась, что я здесь.

Флорри нашла выключатель и зажгла в кухне свет. Как Стелла и Джоэл, она тоже навещала Лизу в Уитфилде, и ее всегда тревожило, как она выглядела. Ее внешность стала чуть лучше, но Лиза оставалась такой же худой.

– Прекрасно выглядишь. Рада тебя видеть.

– Как хорошо дома!

– Надо позвонить Джоэлу, сообщить, что с тобой все в порядке.

– Я ему только что звонила. Он будет здесь через час.

Флорри с облегчением вздохнула:

– Хорошо. Ты что-нибудь ела? По виду, сильно проголодалась.

– Я ем мало. Давай сядем в гостиной и поговорим.

«Все, что угодно, дорогая, – подумала Флорри. – Буду во всем тебе потакать. А когда приедет Джоэл, решим, что делать дальше».

– Может, позвонить врачам? Сообщить, что с тобой ничего не случилось?

– Я попросила Джоэла позвонить им. Он обо всем позаботится. Не волнуйся, Флорри.

Они прошли в гостиную, и Лиза зажгла небольшую лампу. Тусклый свет придал комнате жутковатый вид, ощущение неопределенности. Флорри хотелось больше света, но она промолчала. Женщины сели на край дивана, на другой Лиза положила подушки и привалилась к ним. В полутьме они смотрели друг на друга.

– Хочешь кофе? – спросила беглянка.

– Пожалуй, нет.

– Я тоже не хочу. Я его больше почти не пью. Кофе плохо сочетается с лекарствами, которые принимаю, и от этого болит голова. Меня пичкали таблетками, но я в них не верю. Порой проглатывала, иногда держала за щекой, а потом выплевывала. Почему ты так редко меня навещала, Флорри?

– Не знаю. Путь неблизкий, и там не то место, которое поднимает настроение.

– А кто сказал, что посещение сумасшедшего дома может поднять настроение? Речь не о тебе, Флорри, а обо мне. Я ненормальная, больная женщина, и тебе следовало меня навещать, чтобы поддерживать.

Женщины никогда не были близки, и Флорри помнила, почему. Однако теперь соглашалась принять упреки, только бы это помогло. Она надеялась, что завтра за Лизой придут и заберут ее обратно.

– Ты приехала ссориться, Лиза?

– А разве мы этим постоянно не занимались?

– Нет. Только сначала, а потом поняли, что лучший способ сосуществования – дать как можно больше воли другой. Я это так помню. Находились в настороженно дружеских отношениях. Поступали так ради семьи.

– Пусть будет по-твоему. А теперь я хочу услышать рассказ о том, о чем раньше мне не говорили.

– О чем?

– Твою версию того, что случилось в тот день, когда Пит убил Декстера Белла. Понимаю, тебе не хочется об этом вспоминать. Но об этом знают все, кроме меня. В больнице мне долго вообще не говорили о том, что произошло. Считали, что это еще больше подорвет мое здоровье. И были правы. Когда я узнала, то на неделю впала в кому и чуть не умерла. Но все равно хочу узнать твою версию событий.