– Я тоже помогаю их делать, Имми, – добавил Фред.

– Мамочка, ты выглядишь нехорошо. Тебе нехорошо? – Имми забралась на колени Хелены и обняла ее.

– Мамуся, ты глядишь нехорохо! – повторил за ней Фред, хихикая. Он попытался забраться следом, и Хелена усадила его рядом с Имми.

Она крепко прижала их к себе.

– Мы любим тебя, мамочка, – сказала Имми, целуя ее лицо. – Правда же, Фред?

– Ага, любим, – добавил он.

– И я вас люблю. – Она расцеловала их липкие щеки. – Как насчет поехать на пляж, братцы? – спросила она.

– Да-а, пожалуйста, – хором отозвались они.

* * *

Они вернулись перед закатом. Хелена накормила детей, потом выкупала их и усадила в гостиной смотреть «Золушку» на DVD-плеере.

Устроившись с бокалом вина на балконе спальни, она увидела, что сумерки уже опускаются, хотя едва пробило семь.

Лето подходило к концу.

Могла бы она жить здесь, зная, что в Сидер-хаус ее больше не ждут?

Ответ был «нет». Как она – и, может быть, раньше ее мать – поняла много лет назад, ей предназначена жизнь в других местах.

Где, с кем и как, она еще не знала…

Ее затопило одиночество, муж и сын были нужны до физической боли.

Вернувшись в спальню и захлопнув за собой балконные двери, Хелена приняла душ, потом села у туалетного столика, расчесывая волосы.

Отложив щетку для волос, провела пальцами по завиткам перламутровой инкрустации на крышке шкатулки, которую Алексис извлек из мусорной кучи.

– Шкатулка Пандоры, – пробормотала она.

И вдруг увидела.

В отделку крышки были искусно вплетены инициалы – ее собственные и родителей.

Глаза Хелены наполнились слезами.

* * *

Немного погодя Хелена спустилась вниз проверить детей. Они были поглощены «Золушкой», так что она оставила их и вышла на террасу. И подскочила от страха, когда из сгущающихся теней навстречу ей по лестнице от бассейна поднялись две фигуры.

– Привет, мам. Мы с папой решили окунуться по-быстрому, чтобы остыть с дороги.

– Алекс!

– Ага. Это я. Ты не можешь обнять меня, я мокрый.

– Мне все равно.

– Ладно. – Он бросился в ее протянутые руки, и она крепко обняла его.

– Как ты?

– Хорошо, очень хорошо. – Взгляд ярко-зеленых глаз это подтвердил. – Люблю тебя, мама, – прошептал он.

– Я тоже люблю тебя, Алекс.

– Где младшие?

– Смотрят DVD в гостиной.

– Я обещал Хлое, что попробую Диснея, так что попробую. Скоро увидимся.

Он пошлепал мокрыми ногами в дом, и она не крикнула ему не закапать хлипкую камчатую кушетку. Потому что это было абсолютно неважно.

– Привет, Хелена.

Она настолько растерялась, что не могла говорить.

Перед ней стояла Уильям, тоже промокший после бассейна.

– Как ты? – спросил он.

– Нормально.

– Правда? Тогда почему ты плачешь?

– Потому что если ты приехал сюда, просто чтобы проводить Алекса, и собираешься снова уйти, я… мне невыносимо видеть тебя.

– Нет. Ну, могу я, по крайней мере, остаться на ночь? Повидать Имми и Фреда?

– Да, – согласилась она, совершенно несчастная, – конечно.

– И, возможно, и завтра тоже? И послезавтра?

– Я… – Она посмотрела на него, все еще неуверенная, что он имеет в виду.

– Хелена, у тебя… у нас чертовски потрясающий сын. Он… Алекс показал мне путь обратно. К тебе.

– Правда?

– Да. И… – голос Уильяма дрогнул, – я больше никогда не хочу уходить. Я люблю тебя.

– И я люблю тебя. Поверь мне.

Они стояли в десяти ярдах друг от друга, оба жаждали, чтобы между ними не было расстояния.

– Но, Хелена, ты должна пообещать мне: больше никаких секретов. Пожалуйста, просто скажи мне сейчас, если есть что-то еще, что мне следовало бы знать.

– Вообще-то, – медленно произнесла она, – кое-что произошло здесь раньше.

– Да? – мускулы на лице Уильяма напряглись.

– Да. – Она кивнула. – И это большой секрет. Возможно, самый большой из всех. И…

– О господи! Что?

Она улыбнулась, голубые глаза светились, когда она подошла к нему.

– Мне просто не терпится рассказать тебе об этом.

25 августа 2006 года

Завтра мы едем домой.

В смысле наша семья.

Мы оставляем Пандору и ее Шкатулку позади.

Мама рассказала мне все о ней… в смысле о шкатулке. И отвела посмотреть статую голой бабушки в оливковой роще.

И хотя это предосудительно с нравственной точки зрения, все причастные мертвы. Кроме моей матери, которая, кажется, ничего не имеет против, так что это, может быть, и прекрасно.

Теперь у нас есть что-то общее, у моей матери и меня. Мне это нравится.

А кроме того, я получил два подарка по цене одного:

«Узнай, кто твой папаша, и получи деда бесплатно!!!»

Я рад, что Ангус и я, вероятно, родственники. Он был настоящим мужчиной, занимался мужским делом, вроде хождения в атаку и командования армией. Но при этом плакал как девчонка и умел любить.

У меня есть еще один пример для подражания, кроме отца.

Люди, делающие метки для одежды, плюс юрист были должным образом предупреждены. «Бомонт-Кок» – это то, что надо. Я решил почтить обоих родителей. При сложившихся обстоятельствах так было по-честному, иначе мама могла бы почувствовать себя лишней.

Мы с папой официально «поженимся» через несколько месяцев, но пока я незаконно буду пользоваться своей фамилией, когда пойду в школу.

Я размышляю о том, грустно ли мне возвращаться домой.

И прихожу к выводу, что нет.

Это был не столько отдых, сколько эмоциональная, психическая и физическая полоса препятствий. В сущности, вся наша семья выдержала серьезную потогонную тренировку, которая, надеюсь, подготовила нас всех к тому, чтобы двигаться дальше, с уверенностью глядя в будущее.

А еще я вчера откровенно поговорил с родителями насчет надвигающейся школы. Оказывается, мама боится моего отъезда, а папа просто искренне горд, что я выиграл стипендию, и считает это фантастической возможностью.

Они оба думали, что я действительно хочу ехать. Я объяснил, что мне казалось, что они хотят, чтобы я поехал. В общем, итог такой: я еду. По крайней мере, на семестр-другой. И если мне не понравится, я могу все бросить и вернуться домой.