Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Господи Иисусе! Маллавей тоже с тобой?
– Нет, – ответил я. – Он погиб. Хейнс убил его.
– Что?
– Анну Родомски убил тоже он. Все указывает на это.
– Не мели чепухи, – возразил Огги. – Ты знаешь, мы уличили в преступлении молодого Скиллинга. Найдена одежда…
– Я в курсе, что было найдено вами и где. Думаю, Хейнс подложил доказательства. Он имел возможность сделать это в любое время той же ночью.
Огги молчал. Я продолжил:
– Как только доставлю Клэр к отцу, отправлюсь в тот дом и выпущу Гарри Пирса на свободу.
– Только не без моего участия, – моментально отозвался Огги.
– Тем лучше, – сказал я. – Встречу тебя на углу у дома Пирс. Но мне ехать еще около часа.
– Значит, скоро увидимся. – И Огги дал отбой.
Когда я убирал телефон, Клэр посмотрела на меня, сжимая в руке смятую и влажную бумажную салфетку.
– Вы ему доверяете?
– Не всегда и не во всем, – ответил я. – Но сейчас приходится доверять. – Я снова достал телефон и протянул его Клэр: – Позвоните отцу.
Она набрала номер, стала слушать гудки, а потом произнесла:
– Нет, папа, это я.
Очевидно, у Берта Сэндерса определился мой номер, и он ожидал услышать меня.
– Со мной все в порядке, в полном порядке, – ответила Клэр на его вопрос, – но вот Деннис… О, папа, Деннис погиб.
И она снова залилась слезами.
Я вынул из нагрудного кармана пиджака черную тетрадь. Держась за руль одной рукой, другой я раскрыл тетрадку, положив себе на колени, а потом поднял на высоту приборной доски, чтобы посматривать то на ее страницы, то на дорогу. И начал читать с произвольного места.
– Что за нелепица? Чушь какая-то! – невольно воскликнул я.
В углу каждой страницы аккуратнейшим почерком, но очень мелко была выведена новая дата. Затем следовало:
Завтрак: рисовые хлопья с молоком, апельсиновый сок, банан, кофе со сливками. Обед: сандвич с арахисовым маслом на белом хлебе, два шоколадных печенья, молоко, яблоко. Ужин: лазанья, салат «Цезарь», шоколадное пирожное, чай.
Я просмотрел другую страницу под иной датой.
Завтрак: овсяная каша с изюмом и коричневым сахаром, апельсиновый сок, кофе со сливками. Обед: бигмак, жареный картофель, кола, яблочный пирог. Ужин: курица в панировочных сухарях, рис с маслом, бобы, стакан воды, десерта не было.
И так во всей тетради.
Гарри вел подробные записи о том, чем ежедневно питался.
Клэр беседовала с отцом примерно пять минут, рассказывая о причинах и подробностях своих поступков, а также о своем укрытии, а потом передала трубку мне:
– Он хочет поговорить с вами.
– Привет, – сказал я мэру.
– Даже не знаю, как мне выразить вам свою благодарность, мистер Уивер. Вы спасли ей жизнь.
У меня мелькнула мысль, что нужды в спасении могло и не возникнуть, не приведи я сам Хейнса к коттеджу.
– Мы уже скоро приедем.
– Я встречу вас на въезде в город, – произнес Сэндерс. – Хочется увидеть ее как можно быстрее.
– Хорошо, – отозвался я. – Полицейские позже должны будут взять у нее показания. Но сначала я бы рекомендовал показать Клэр врачу. Боюсь, она все еще в состоянии шока. Она прошла через невероятные испытания.
– Конечно… Нет слов для описания моей благодарности вам, – повторил Сэндерс.
Я вспомнил, что у нас по пути к югу от Гриффона находилась больница. И попросил мэра встретить меня там у входа в приемное отделение. По моим подсчетам, примерно через сорок минут.
– Буду ждать вас, – сказал он.
Закончив разговор, я обратился к Клэр:
– Мы почти дома.
Она лишь вяло кивнула в ответ.
Я протянул ей тетрадь:
– Вы это читали?
– Да. Мы с Деннисом просмотрели все. Какая-то бессмыслица.
– Вы действительно изучили ее от корки до корки?
– Да.
– Там есть хоть что-то другое? Гарри Пирс писал, как с ним обошлись? О том, как держат взаперти в подвале?
– Нет. Там все о еде. Чем его кормили изо дня в день. И зачем ему только это понадобилось?
– Может, он страдает разновидностью навязчивого невроза, – предположил я.
– А еще мы с Деннисом никак не могли понять, почему ему было так важно передать кому-то тетрадь.
Я задумался над этим.
– Дело в датах. И кто-то может опознать его почерк. А описание Гарри Пирсом своего меню началось, скорее всего, еще до того, как его официально и ложно признали погибшим. Это доказательство, что он жив и был жив все эти семь лет. – Я решил сменить тему: – Недавно вы сказали кое-что, для меня непонятное. О Рикки Хейнсе. Дословно вы выразились так: «Только когда он принимается обыскивать тебя, начинаешь думать, что он не тот, за кого себя выдает».
– Ах да. Была такая история. И она, кстати, касалась Скотта.
– Скотта? Каким же образом?
– Помните, тем вечером я говорила вам, что знаю Скотта совсем немного?
– Конечно, – подтвердил я и пристально посмотрел на Клэр.
– И это правда, хотя порой он тусовался с нами. Со мной, с Анной, с Шоном. Редко, но мы проводили время вместе. – Она сделала паузу. – Скотт был хорошим парнем. Немного не от мира сего, странноватым, но хорошим.
– Спасибо на добром слове.
– Но однажды он по-настоящему вступился за меня. И это имело прямое отношение к Рикки Хейнсу.
– Каким же образом Скотт вступился за вас?
– Можно сказать, защитил. По-своему, но защитил.
Клэр явно прочитала в моем взгляде желание узнать подробности.
– Когда это случилось?
– Точно не помню. Но незадолго до того, как он… Как он погиб.
– Что произошло?
– Мы тогда небольшой компанией сидели в «Пэтчетсе». Конечно, мы еще несовершеннолетние, признаю это. Но никто ничего и не скрывал. Все знали. Так вот, выходим мы потом из бара и встречаем на улице Скотта. Я направляюсь за угол к стоянке. Вы ее себе представляете?
– Да, и очень живо.
– Вдруг меня останавливает Хейнс и заявляет: «Нам надо проверить тебя на наркотики».
– У вас они при себе были?
– Боже правый! Нет, конечно, – ответила Клэр. – Но Хейнс говорит, что должен обыскать меня. Я ему: «Не имеете права». Но вы же знаете наших копов. Им нет дела до того, на что они имеют или не имеют права.