силах этому противостоять, и, как признается своей кормилице Федра: quae loqueris, vera sunt, sed furor suggerit sequi pejora[1021] [то, что ты говоришь, справедливо, и все же моя страсть влечет меня к худшему], — как хорошо и справедливо сказано; она признает это, но непреоборимая страсть и неистовство принуждают ее поступать вопреки всему. Так и Давид понимал всю мерзость содеянного им; понимал, сколь отвратительным, бесчестным и вопиющим грехом было прелюбодеяние, и все же, несмотря на все это, он хотел совершить убийство, дабы отнять чужую жену, вынужденный вопреки рассудку и религии повиноваться своему желанию{919}.

Эти природные и растительные силы отнюдь не находятся под началом у воли, ибо, «кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?»{920}. Другие же могут, но не делают этого, и отсюда проистекают все эти своевольные страсти, неукротимые душевные волнения и столь частые порочные влечения, привычки, смертельные недуги, а все потому, что мы чересчур потворствуем нашему влечению и, подобно многим животным, следуем нашим наклонностям. Существуют лишь два основных состояния — добродетель и порок; определением их особенностей, пространным описанием их отличительных признаков и разновидностей занимается этика, и это же служит, разумеется, предметом нравственной философии.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ПОДРАЗДЕЛ I

Определение Меланхолии, ее название, различия

Коротко рассмотрев строение человеческого тела и души, дабы подготовить вас к последующему, я могу теперь свободно перейти к доступному для умственных способностей большинства людей изложению намеченного мной предмета и после множества околичностей внятно определить, что такое меланхолия, объяснить ее название и различия. Название определяется ее сущностью, и болезнь обозначена так, исходя из ее материальной причины, то есть, как сказано на сей счет у Брюэля{921}, Μελανχολια quasi Μελανια χολη, от черной желчи. Является ли это причиной или следствием, болезнью или ее симптомом, предоставим решать Донато Альтомари и Сальвиану{922}, — спорить по этому поводу я не собираюсь. Существует несколько ее описаний, обозначений и определений. Фракасторий во второй книге, посвященной Разуму, называет меланхоликами тех, «на кого избыток испорченной черной желчи оказал столь пагубное воздействие, что они вследствие этого обезумели и ведут себя в большинстве случаев безрассудно или, по крайней мере, во всем что касается выбора, воли и других очевидных проявлений понимания»[1022]. Меланелий{923}, основываясь на трудах Галена, Руфуса{924} и Аэция, характеризует ее как «скверную болезнь, которая отличается раздражительностью, низводящей человека до животного состояния»[1023], а сам Гален считает ее «следствием какого-то изъяна или заражения средней части головы»{925}, определяя ее по пораженному органу, с чем согласны и Геркулес Саксонский (lib. I, cap. 16 [кн. I, гл. 16])[1024], называющий эту болезнь «расстройством главных функций» этого органа, а также Фуксий (lib. I, cap. 23 [<De Sanandis («Об исцелении». — КБ> кн. I, гл. 23]), Арнальд{926} (Breviar., lib. I, cap. 18 [Краткое изложение, кн. I, гл. 18]), Гвианери и другие, а Павел <Эгинета. Medicina, 3. — КБ> добавляет, что она является «вызванной черной желчью». Али Аббас{927} просто называет ее «смятением рассудка», Аретей — «непрерывной душевной мукой, вызванной сосредоточенностью на чем-то одном, но без лихорадки»[1025]; однако это его определение поносит Меркуриалис (de affect. cap., lib. I, cap. 10 [об умственных расстройствах, кн. I, гл. 10 <в сочинении «Medicina practica». — КБ>]), хотя Элиан Монтальт, напротив того, защищает мнение Аретея, считая его обоснованным и верным{928}. Что же до обычного распространенного мнения, то оно определяет эту болезнь как «своего рода умственное расстройство, сопровождающееся всегдашними своими спутниками — страхом и печалью, притом без всякого очевидного повода, но протекает без лихорадки». Так считают Лауренций (cap. 4 [гл. 4]), Пизон (lib. I, cap. 43{929} [кн. I, гл. 43]), Донато Альтомари (Art. Medic, cap. 7 [Искусство врачевания, гл. 7]), Гиачини{930}, in com. in lib. 9 Rhasis ad Almansor, cap. 15 [в комментарии к 9-й кн. «Альманзора» Разиса, гл. 15], Валезий (Exerc. 17. [Упражнения, 17]), Фуксий (Institut. 13, sec. I, cap. 11 [Наставления, 13, раздел I, гл. 11]) и другие, однако с этим широко распространенным определением, одобряемым, во всяком случае большинством, отнюдь не склонен соглашаться Геркулес Саксонский[1026], как и Давид Крузий (Theat. morb. herm<etico>hippocraticum, lib. 2, cap. 6 [Обозрение скрытых недугов, кн. II, гл. 6]); последний считает его недостаточным, так как в нем «скорее отмечено то, чем меланхолия не является, нежели то, что она есть такое»[1027], поскольку при этом упускаются из виду такие характерные ее особенности, как фантазия и понимание, впрочем, я уже перешел к частностям. Ее summum genus [крайнее проявление] — расстройство или «угнетенность ума» — говорит Аретей, или, как уточняет Геркулес Саксонский, «главного органа», дабы отличить ее тем от судорог, паралича и тех болезней, которые относятся к внешним чувствам и движениям; и еще — «угнетенное состояние», дабы отличить ее от безумия и сумасшествия[1028] (а Монтальт с той же целью определяет ее, как angor animi [душевную тоску]), ибо при этих последних умственные способности не подавлены, а скорее разрушены; к этому все присовокупляют также, что меланхолии «не свойственно лихорадочное состояние», с тем чтобы отделить ее от бреда и от той меланхолии, которая бывает при чумной горячке. «Страх и печаль» — вот что отличает ее от безумия; и, наконец, к этому добавляют, что она «беспричинна», дабы подчеркнуть тем ее своеобразие, отличающее ее от всех других, обычных проявлений страха и печали. Мы соответственно относим к ней такое умственное расстройство, как характеризует его Лауренций, «когда какая-либо из главных способностей ума — воображение или рассудок повреждены, как это наблюдается у всех меланхоликов»[1029]. Она не сопровождается лихорадкой, поскольку вызывающая это состояние влага по большей части холодная и сухая, в противовес гнилостной. Страх и печаль — вот преимущественно отличительные признаки и неразлучные спутники меланхолии, однако отнюдь не всегда, как справедливо напоминает об исключениях Геркулес Саксонский (tract. posthumo de Melancholia, cap. 2 [в посмертном трактате о меланхолии, гл. 2]), ибо для некоторых это самое приятное состояние, как, например, для тех, кто по большей части смеется, а некоторым, с другой стороны, опять-таки присуща немалая смелость, и они не ведают ни страха, ни горя, как об этом будет сказано в дальнейшем.