Сколько сейчас времени?

— А Рей? — я панически метнулась ошалевшим взглядом к окну, убедившись в который раз, что мне не показалось. За ним действительно просматривалось тёмное, почти чёрное небо ночного Сан-Франциско с россыпью мигающих огоньков от удалённых домов и небоскрёбов.

— Где Рей? Ты ему звонила? Он… знает, что со мной случилось?

И, кажется, я ещё не до конца понимала, что именно со мной произошло. Либо просто не хотела понимать.

— Да… Знает. Он… приезжал сюда где-то с час назад.

— Что значит, приезжал? — я снова уставилась напряжённым взглядом в раздражающе спокойное лицо матери и снова не смогла понять, понять, почему она такая умиротворённая. Что с ней, чёрт возьми, не так?! — Ты с ним разговаривала? Ч-что… Что ты ему сказала, мама?

— Только то, что он должен был услышать и узнать.

Она даже протянула к моей голове руку и несколько раз прошлась ладонью по моей макушке и похолодевшей щеке. Правда, я вообще не обратила на её жест никакого внимания. Меня сейчас бомбило от иных убийственных чувств. От удушающего страха. От изъедающей быстродействующим ядом паники, которая проникала за считанные мгновения в мозг, в натянутые нервы и била наотмашь по всем болевым одновременно. Не знаю, как я вообще умудрилась не сорваться в крик.

— Что?.. Что он должен был услышать? ЧТО ТЫ ЕМУ СКАЗАЛА? МАМА!

— Правду, милая. И только правду.

Слёзы хлынули из глаз ещё до того, как до сознания дошла убивающая в упор и навылет догадка. Но мне, наверное, хотелось услышать это из уст матери. Услышать, что это действительно правда, а не то, что мне могло показаться…

— Какую правду? О чём ты? — почему я её не выгнала тогда? Почему продолжала задавать эти идиотские вопросы, попутно рыдая и мысленно молясь всем возможным богам, чтобы всё это оказалось чем угодно, но только не реальностью. Пусть это будет мой самый страшный кошмар. Умоляю! Пожалуйста! Пусть это будет неправдой!

— О том… что тебе надо жить дальше своей жизнью. Что у вас с ним нет никакого будущего, и ты не хотела от него рожать. Поэтому… Поэтому и попросила меня найти нужное лекарство для медикаментозного аборта. Ты, конечно, будешь всё это отрицать, но оно и понятно. Очень страшно говорить подобному, как Стаффорд, человеку, что ты сама захотела избавиться от его ребёнка. Так что я взяла всю вину на себя. Сказала, что ты сама не знала, что делать и как поступить…

— Нет… господи… Нет! НЕТ! Ты не могла этого сделать!

Моё тело, похоже, уже тоже выходило из недавней парализации, поскольку в этот раз я сумела вытянуть руку из-под ладони матери и поднять её с другой рукой к голове. Сделать попытку схватиться за виски и лоб, чтобы как-то остановить сдавливающий их обруч из болезненных тисков. Но у меня ни черта не выходило. Накрывшая меня паника только ширилась и становилась просто нестерпимой. Забиралась под кожу, стягивала ледяной клешнёй трахею и лёгкие, скручивала внутренности в тугой, болезненный жгут… Казалось, ещё немного, и она меня буквально прикончит. Раздавит на хрен в ближайшие секунды, всего за пару судорожных ударов будто уже агонизирующего сердца…

— Мама… о, боже… — я даже уже не могла говорить нормальным голосом. Скорее, шептала или шипела, понимая, что… что это выше моих сил и моего понимания. Я… я не вынесу этого. У меня банально не хватит сил!

— Как… как ты могла? Что ты… что ты наделала? ЧТО. ТЫ. СДЕЛАЛА?..

— Я не могла поступить иначе. Ты и сама рано или поздно поймёшь, что это был единственный для вас двоих правильный выход. Вы друг другу не подходите, а он… Стаффорд никогда бы не принял тебя в свою жизнь, так бы и держал под ногами, в качестве удобного половичка. Неужели ты действительно думала, что у вас могло что-то срастись? С кем? С ним? С этим чудовищем, которое готово размазать любого, кто встанет у него на пути, или кто сделал не то, чего он требовал и жаждал заполучить?

Я не помню, как долго я умирала и сколько прошло времени, прежде чем я научилась снова слышать, видеть и даже понимать, что мне говорили. Как и узнавать окружающие меня предметы и собственную мать.

Может прошёл час. Может два, а то и больше. Едва ли я смогу сказать точно. И разве мертвецы чувствуют ход времени, как и всё остальное?

Наверное, я что-то ей до этого говорила. Не удивлюсь, если даже кричала на неё и пыталась ударить. Просто в какой-то момент это всё вдруг стало каким-то неважным и бессмысленным. Что толку? Разве этим можно что-то исправить? Разве мёртвых можно воскресить? Воскресить моего ребёнка и меня?.. Воскресить то, что когда-то называлось жизнью Маргарет Райли? Наивной глупышки Дейзи, которая когда-то жила своими подростковыми иллюзиями, верила в красивые сказки и терпеливо ждала их счастливого исхода.

— Расскажи мне… — да… я сдалась. Точнее умерла. А мёртвые не умеют бороться. Они просто лежат в сырой земле и разлагаются, прямо как я сейчас. А, если и говорят, то совершенно бесчувственным голосом и только потому, что ещё могут это делать. — Расскажи, что между вами случилось. Почему он тебя бросил? Из-за чего ты сделала аборт на самом деле? Ты его любила?

— Боюсь, милая, ты не в том состоянии, чтобы слушать о таком.

— Неужели? А до этого была в том, да? До этого ты не побоялась признаться мне в том, что подсыпала мне в утренний кофе лекарство, которое должно было вызвать у меня отторжение плода…

— Я тебе говорила не об этом…

— Может и не говорила… — я повернула на подушке голову, единственное, что смогла сделать за последние полчаса неподвижного лежания, и посмотрела на сидящее передо мной чудовище безразличным взглядом.

Какая теперь разница? Меня уже утащили в страшное подземелье, откуда никто живым не выбирается, а тот, кто это сделал, скоро меня сожрёт. И никакие принцы или рыцари на белом коне спасать меня не примчатся.

— Просто я помню, что вкус у кофе был очень странным, слишком горьковатым. Я списала это на изменения в организме из-за беременности, но теперь я поняла, что это было такое. Ты ведь уже, наверное, сказала врачам, из-за чего у меня произошёл выкидыш? Что это совсем не резус-фактор. И Стаффорду ты тоже самое сказала, да? Что я выпила купленное по данному поводу лекарство. И, судя по всему, в двойной дозе. Подстраховалась сразу с нескольких сторон. Когда ты догадалась, что я была беременна? Явно ведь не сегодня. Даже я не знала до сделанного мною теста, что жду ребёнка.

— Разве это теперь так важно и имеет какое-то значение? Я просто сделала то, чего ты побоялась сделать сама. Я же видела в каком состоянии ты ко мне приехала. Ты едва походила на живого человека. Поэтому и не знала, что тебе делать дальше. Поэтому тебе и нужна была помощь со стороны, о которой ты побоялась сказать вслух.

— То есть… ты всё решила за меня? И со своим первым абортом тоже? Не сказала ничего Рею и просто его сделала.

— Меня заставили. Это было не моё решение!