– Ты долго мучился? – внезапно выпаливаю я.

Он склоняет голову набок:

– Что, прости?

– Когда тебя убили. – Губы дрожат. Я потираю их, но мне никак не удается успокоиться. – Ты долго му… – Горло сжимается.

Merde, опять душат слезы. И я не могу их остановить. Потому что больше всего на свете меня мучила мысль, что отец мучился, когда его ударили ножом.

Глаза отца наполняются болью.

– Бастьен… – Он вздыхает и качает головой. – Это лишь короткое мгновение среди миллионов других. И когда я думаю о своей жизни, то не вспоминаю свою смерть. – Он хмурит брови. – Надеюсь, у тебя остались и другие воспоминания.

Я вытираю рукой нос:

– Конечно остались. Я даже представить себе не могу более счастливое детство.

Отец с трудом натягивает улыбку. Неужели он мне не верит? Он подходит ближе и обхватывает мое лицо своими большими руками скульптора.

– Я благодарен за то время, что мы провели вместе. И невероятно горжусь тобой. Ты провел трудные юношеские годы, воспитывая себя… и заботясь о своих друзьях. Но я хочу, чтобы ты начал думать не только о выживании. – Он слегка склоняет голову, чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза. – Спасибо, что ты приложил столько сил, чтобы почтить мою жизнь, сынок. Но я хочу, чтобы ты наслаждался своей.

Сделав вдох, я киваю со всей серьезностью.

– Понимаю. И обещаю, что так и сделаю.

Я оглядываюсь на Аилессу. Она стоит в нескольких шагах от нас. От ее нежной улыбки в груди разливается тепло.

– Отец, я хочу тебя кое с кем познакомить.

Она поджимает губы и, разгладив юбку, подходит к нам.

– Здравствуйте.

Я беру ее за руку и переплетаю наши пальцы.

– Отец, это Аилесса.

Он хитро улыбается мне:

– Она мне знакома.

– Что?

– Я все еще слежу за твоей жизнью, Бастьен. – Он скрещивает руки на груди. – И, конечно, присматриваю за вами.

– Ох. – Несколько страстных моментов всплывают в моей памяти, отчего начинают гореть уши. – Надеюсь, не все время?

Он ухмыляется и прижимает меня к себе. Я уже позабыл, насколько крепкие у него объятия. Отец практически раздавил меня своими сильными руками. Но мне не хочется, чтобы он отпускал меня.

– Я все жду, когда ты отведешь ее посмотреть на дельфинов, – говорит отец.

Он отстраняется и похлопывает меня по лицу.

Я чешу затылок:

– Ну, в последнее время у нее не так много времени.

Аилесса приподнимает бровь.

Отец смеется и протягивает ей руку. Но она смело шагает вперед и обнимает его.

– Осторожней, у нее сломаны ребра, – предупреждаю я, пока он не сжал ее слишком сильно.

Но отец нежничает с ней. И даже целует руку, когда она отступает, как настоящий джентльмен.

– Заботьтесь друг о друге, – говорит он, когда Аилесса встает рядом со мной.

Я обнимаю ее за талию, а она опускает голову мне на плечо.

И в этот момент, когда все кажется умиротворяющим и правильным, мимо нас пролетает серебряная сова и пронзительно кричит.

– Пора прощаться, – повернувшись ко мне, шепчет Аилесса.

Я делаю глубокий вдох. А затем обнимаю отца и Жюли в последний раз.

Аилесса тоже обнимает Жюли и шепчет:

– Спасибо за мою жизнь.

Мы провожаем их до Врат Элары и смотрим, как они вместе проходят через них.

А затем еще долго с Аилессой стоим под проливным дождем. Перевозчицы расходятся, но мы смотрим в ночное небо, пока не видим, как серебристые всполохи душ отца и Жюли не исчезают с последними ступенями лестницы в Рай.

Их покой дарует мне успокоение и чувство удовлетворения сильнее, чем месть.

45. Сабина

– Может, уже слезешь оттуда? – спрашиваю я Аилессу, стараясь не нервничать, пока она идет по узким перилам Кастельпонта.

Камни успели высохнуть под утренними лучами солнца – летние грозы наконец стихли, – но у меня не выходит из головы картинка, как она оступается и падает с высоты двенадцати метров в пересохшее русло реки. Конечно, приятно видеть Аилессу такой живой и самой собой, но…

– Знаешь, я не смогу залечить разбитую голову.

– А вдруг сможешь.

Она поворачивается на носочке и шагает обратно. За ее спиной сияют известняковые стены Бо Пале, стоящего на возвышении за городской стеной.

– Я бы не стала исключать такой возможности, – продолжает она. – По крайней мере, я очень надеюсь, что ты залечишь мои сломанные ребра.

Под ее кружевным корсажем скрывается плотная льняная повязка, стягивающая грудь Аилессы. Сама завязывала ее.

– Ну, для начала мне нужно поймать огненную саламандру.

Я сижу на корточках на берегу в тени ивы. И напрягаюсь, когда из травы у ствола дерева выглядывает черный хвостик с желтыми пятнышками. Каз разбил мой череп саламандры, когда сражался с Годартом. А мне очень хочется вернуть себе исцеляющие силы.

Серебряная сова сотворила практически невозможное – позволила мне разделить с ней благодать без кровопролития. Но я полна решимости повторить это снова. В Довре страдают множество людей из-за того, что лишились Света. А если я смогу заполучить благодать огненной саламандры – и поделиться ей с другими, – то смогу восстановить их Свет. Если верить полуснам-полувидениям, которые приходят ко мне последние пять дней, это возможно.

Аилесса смеется, и ее смех звучит не резко и снисходительно, а ласково и счастливо, как и всегда, когда мы шутили вдвоем.

– Ох, Сабина. Тебе не нужно ее ловить.

– А как мне еще это сделать? Она же не будет стоять на месте.

Я склоняюсь ниже, но когда до саламандры остается чуть меньше метра, она выскакивает из травы и несется вниз по склону.

А затем прячется под упавшей веткой.

Я вздыхаю. В famille не поверят, что можно больше не приносить животных в жертву, если мне не удастся доказать, что случай с серебряной совой не единственный. Леуррессы не лишились благодатей, когда Тирус сдался, но будущим Перевозчицам потребуются новые силы, поэтому я хочу показать им, что есть более мирный способ их получить.

Я подкрадываюсь к упавшей ветке, когда Аилесса спрашивает:

– Вы уже целовались?

– С саламандрой?

– Нет.

Она хихикает и разворачивается на перилах вновь. Даже зная, что Аилессу подпитывает благодать горного козла, меня удивляет ее ловкость.

– С Казом, конечно, – продолжает она. – Я больше не смогу подглядывать за вами, поэтому ты должна мне все рассказать.

Я перевожу взгляд на нее и качаю головой. Но не могу сдержать улыбки, от которой вновь чувствую себя двенадцатилетней девчонкой.

– И когда бы это случилось? Он же не вылезает из Бо Пале, где общается со своими советниками… Или что там